гроздями медово-желтых ягод.
— Ой, Стеша, а у нас такая суета, такая суета, — частила девочка, не переставая поворачивать меня в разные стороны, — приехали очень странные люди! Говорят, что жрецы с острова Зеленого Огня. Полностью закрыты золототкаными покровами, только глаза сквозь прорези тусклыми головешками горят. И делают вид, что идут, а на самом деле даже Земли-Матушки не касаются! Я специально муку возле их покоев насыпала. Так что точно тебе говорю!
Я глупо улыбалась, слушая это беззаботное щебетание.
— А еще у нас останавливался намедни Чудь Белоглазая, а ихнее племя редко выходит на свет божий!
— Это ж кто такие? — решилась я, наконец, поддержать разговор.
— Да ну что ты, это народ такой, подземный, — и зашептала мне заговорщицки на ухо: — А сам-то высоченный, ликом черен, глазьми бел, волосья по плечам раскиданы без всякого порядку. А живут они, говаривают, в подземном мире. Потому, мол, и очи белые, что света яркого не приемлют. А еще я слышала, будто у них медное, серебряное и золотое царствия имеются.
Она вытащила откуда-то гребень и принялась расчесывать мои волосы, бережно разделяя спутанные прядки.
— Да много еще кого понаехало на Перунью Гору…
— Куда? — Я почувствовала, как напряглись мышцы спины.
— На Перунью Гору, — послушно повторила девочка, — говорят, что последний раз таким составом собирались лет сто пятьдесят назад.
— А что за гора такая? — вовсе не горя желанием это знать, все-таки спросила я.
— Да есть у нас такая священная возвышенность, на полдень от града находится, там древо божественное произрастает — вяз двенадцатиобхватный. Так вот, аккурат на каждую Перуницу, что первого липня[50] бывает, трехглавая молния бьет в него. Древо охватывается пожаром, но не сгорает.
— А как же пройти к этой самой горе? — Кто знает, вдруг пригодится информация.
— Ну что ты! Этого никто не ведает. Ход туда только волхвам дозволен, — она удрученно вздохнула, — издалека глядим… И гору видать, и древо на ней, а ближе не подойтить. Уж сколько наших пыталось, — и она махнула рукой, показывая всю безнадежность этих попыток.
Но тень досады, не задерживаясь, легким облачком уже соскользнула с юного чела, и девочка вновь с любопытством уставилась на меня.
— А теперь ты расскажи, Стеша, как учеба в Чародейтельной Школе, что нового узнала? — Нежана, приоткрыв рот, приготовилась слушать.
Видя такой живой интерес, я вначале нехотя, а потом все более и более втягиваясь, подробно рассказала обо всех уроках, об учителях и ребятах.
— Надо же, альв ведет учение! — завистливо вздохнула она, когда у меня речь зашла об уроке Тварьского Языка. — А у меня ни одного знакомого альва нет, да и у нас они редко останавливаются… Какие ж они все-таки милашки!
Надо же, а на меня Лесеслав не произвел никакого впечатления! Нежанка же аж дыхание затаила, в подробностях выспрашивая про зеленоглазого альва.
Так за разговорами пробежало время, и я заторопилась домой. Проходя по Роще предков, заглянула все-таки в Атееву хибару, но никого там не обнаружила. Об учиненном мною разгроме уже ничто не напоминало. Лавки и сундуки стояли на своих местах. Не знаю, где волхв так быстро раздобыл новые, но выглядели они в точности как те, что я разломала.
Ребят на поляне еще не было, и я сразу пошла к своему теремку. Сердце как-то не по-доброму забилось о ребра при виде открывшейся картины… Славик сидел у крылечка совсем один и рассеяно перебирал «потешки». Увидев меня, он быстро подбежал и уцепился за подол сарафана, вздрагивая всем тельцем. Я присела на колени, ребенок тут же обвился крохотными ручонками вокруг шеи, практически душа меня.
— Славонька, маленький, ну что ты, — бормотала я, пытаясь хотя бы чуть-чуть ослабить его хватку.
Но малыш сотрясался в беззвучных рыданиях.
— Чадолюба, — громко крикнула я. В ответ лишь зеленая трехногая ворона вылетела из нашего окна и улетела за деревья.
Я, с трудом приподнявшись с малышом на руках, зашла в дом. Саквояж лежал на кровати и ничем не напоминал говорящего Савву Юльевича. А на лавке валялись часы, что было очень странно, так как Птаха я завела только сегодня утром. Я опустила Славика на кровать и еще пару раз позвала Чадолюбу, уже понимая полную бесполезность этого занятия. Злоба закипала в душе — вот так вот и доверяй подземным помощникам! Ушла, бросив малыша одного на безлюдной поляне! Я, как могла, боролась с яростью, памятуя, к каким разрушениям привел выброс эмоций в избушке Атея.
Как я ни трясла саквояж, тот не проявлял никаких признаков жизни. Понимая, что орел все равно не сможет дать вразумительного ответа, я все же опять завела часы, но те сохраняли облик механического прибора, меланхолично тикая в моей руке. Только и оставалось мне успокаивающе поглаживать и похлопывать детскую спинку.
Через некоторое время Славик стал вздрагивать все реже и реже, пока, уже засыпая, не отпустил ручки, обмякнув телом. Я осторожно, стараясь не
