– А давайте за нас, за офицеров!
Ищенко, сидевший на кабинетном диване с гитарой в руках, слегка осоловел, провел пальцами по струнам:
– Вот за нас и выпьем! За последних рыцарей России. Я, конечно, тоже хочу хорошую «тачку» и в ресторан завалиться, чтоб копейки не считать, хочу. Да, вот только претит мне то, что россияне к себе уважение пытаются искоренить, что профессия офицер, инженер, хлебороб, врач, да много профессий отошли в план непрестижных, отстойных, мало оплачиваемых. Да и само слово «россияне», пришедшее в наш язык с подачи придурошного Ельцина, тоже претит. Понятие «русский офицер» в империи всегда считалось достойным, и пофигу, какой крови человек, носящий это звание. Армия – единая семья для всех народов, проживающих на нашей территории Рассея-ане, тьфу, с души воротит! – В выражении офицера появились знакомые нотки голоса президента-алкоголика, который совсем недавно вместе с правительством великого государства чуть не просрал страну с ее народом и армией. – Сейчас в чести банкиры, проститутки, киллеры, труженики попсы, депутаты, в конце концов – это герои нашего времени. Никто ведь не задумывается о том, что не будет инженера, рабочего, хлебороба, не будет и продуктов на столе, одежды на теле, колес под задницей. Не будет врача, учителя – учись на улице у ворья и дохни по-тихому дома в койке. Не будет военного – иностранные компании пинками сковырнут все отечественное высокопоставленное ворье, считающее нефть и газ своим личным достоянием, и плевать им на все с высокой колокольни.
– Ну, ты, Макар, и загнул речугу. Но все равно за нас, за офицеров, – поднялся Сашка со стула. – Вздрогнем!
Стаканы со стеклянным звяком соприкоснулись. Звяк. Офицеры вместо того, чтобы выпить, еще раз цокнулись стаканами, потом еще и еще, монотонно, но значительно увеличив темп.
Сашка проснулся. Невдалеке от балки, в месте перехода через овраг, слышался перестук некованых копыт множества лошадей.
Пашка ужом проскользнул между деревьями, прилег рядом.
– Олесь докладывает. Копченые, сотни две прошли. Наши затаились, выжидают.
– Не дергаться, пусть мимо проходят. Нам в бой вступать ни к чему.
– Понял, передам.
Оставаясь незамеченными, они пропустили через овраг еще два отряда кочевников, движущихся в северном направлении.
«Куда же они намылились такой оравой?» – думал Сашка.
Когда на нагревшуюся за день землю опустилась ночь, вызвездив близкое, тяжелое небо, славяне, оседлав лошадей, поскакали степью на юго-запад. Ковыль шуршал, раздвигаемый лошадиным клином, порывы степного ветра в ночи создавали иллюзию, что лошади двигаются по морским просторам. Изредка попадавшиеся на пути курганы представлялись островками суши среди бурлящей стихии. Степь жила своей жизнью. Среди высокой травы просматривались тени животных, метавшихся прочь от проезжающей кавалькады, блеск пары горящих глаз то появлялся, то исчезал, встречая и провожая людей.
Разведчики двигались по следам одного из отрядов кочевников. Следы сделали поворот с юга на запад, в сторону Днепра. Сашку не радовало уже одно то, что на пути воропа не появилось ни одной балки или оврага, ни одной хотя бы мелкой речушки. В случае их обнаружения противником негде было укрыться, а в степи печенеги практически, непобедимы, если не умением, так численностью задавят, никакая тактика не спасет. Радует лишь то, что след, оставленный разведчиками, сотрется. Трава, положенная лошадьми набок, к утру встанет привычной стеной.
С рассветом появились признаки явного присутствия людей неподалеку. Ускакавший вперед Павел вскоре привез известие: впереди богатое кочевое стойбище. Мало того, по ночной поре отряд влез в проплешину между выпасами скота. Их не заметили, но кто поручится за то, что пятясь раком, они не проявятся во всей красе пред ясны очи воинов сторожевых разъездов? Просчет! А солнце уже расцветило степь, немного внимания – и они видны как на ладони.
– Одеть лошадей в защитные тряпки, может, издали не заметят. Будем продвигаться поближе к кочевью, здесь прятаться невозможно. Останемся на месте, засветимся как три тополя на Плющихе. Работать будем по обстановке, – высказался Горбыль.
Издали, с вершины холма воины увидели юрты. Посчитать их количество возможности не представилось, но на глаз Сашка определил, что род, кочевавший в этих местах, был богат и многочислен. Внизу перед холмом паслись стада баранов, поодаль от них, верстах в трех, огромный табун лошадей. В самом стойбище сновали люди. Прямо рядом с юртами женщины готовили еду. Ветер дул в сторону славянского отряда, и ароматы вкусно пахнущего варева едва уловимо долетали до укрывшихся в высокой траве кривичей. Изредка мелькали кочевники на лошадях. Стойбище жило своей вольной жизнью.
– Если ветер изменит направление, собаки пастухов нас учуют, – заметил Олесь, приподнявшись на руках и оттолкнувшись от земли, поросшей высокой травой.
– Это и ежу понятно, – огрызнулся Сашка, усиленно мозгуя, что бы такое предпринять.
– Что предлагаешь?
– Батька, а что если тремя колоннами, на рысях ворваться в стойбище? Там забросаем горшками с ромейским огнем юрты, кого успеем, постреляем, наведем шороху и уйдем. А?
