С возвышенности Кулпею хорошо были видны пожары в самом городище, горели крыши домов в центре поселения. Он отчетливо наблюдал картину рукопашной схватки на самих стенах, дым и языки пламени на козырьках крыш галерей. Блаженная улыбка поползла по его морщинистому лицу. Вот этого он и хотел, уничтожить всех, сжечь, чтоб и памяти не осталось об этой злой крепости.
– Кур, бери все, что осталось, помоги Солону. Ну!
– Повинуюсь, мой повелитель.
Последние четыре сотни кочевников Кур прямо верхом погнал в сторону засыпанных телами рвов.
Плотность атакующих северные ворота была настолько высока, что Монзырев отдал распоряжение оставить на южных не более тридцати человек, остальных перебросил к месту боя. К Трувору с поручением прибыть туда же убежал Мишка. На стенах женщинам приходилось попутно гасить пожары, при этом они часто оказывались в эпицентрах вооруженных столкновений, гибли наравне с воями. Горевшие избы внутри городка тушила команда баб и детей, тоже несшая потери от стрел кочевников. Наступило время самому менять место дислокации. Сил атаковать крепость в другом месте у противника все равно не было, и Анатолий решился убыть в гущу боя.
На галерее теснота и давка, трупы валялись повсюду, через парапет стены лезли все новые и новые враги. Штурмовавших стену печенегов осыпали стрелами теперь только с воротных и боковых башен. Ор и рев в местах столкновений стоял просто душераздирающий. В какой-то момент, словно прорвавшийся нарыв, печенеги хлынули по внутренней лестнице вниз, пробились к подъемному механизму и выбили стопор в поворотном барабане. Мост с грохотом рухнул, накрыл собою пространство рва, плюща тела живых и уже погибших печенегов под собой, поднимая клубы пыли, превращая ее в плотную сухую взвесь. Разочарованный рев нападающих, находящихся на внешней стороне ворот, огласил округу. Появление моста ничего не дало кочевникам. На противоположной его стороне проход запирала упершаяся пиками в землю железная решетка, а за ней дубовые ворота, словно воин-исполин, охраняли проход в вожделенную крепость.
Те, кто пробился к воротам и опустил мост, были уничтожены подоспевшим десятком воинов, руководимых Андреем. Будто клыкастый секач вселился в его естество. Андрюха, орудуя щитом и мечом, оставлял за собой дорогу из трупов, шел на острие атаки, а за ним клином продвигался весь его десяток.
Двигаясь навстречу спускавшемуся с галереи потоку печенегов, Андрей даже не кричал, не командовал, не бросал призывов. Глухо рыча, поднимался вверх, с кровавой пеленой в глазах предугадывая каждый удар нападавших, для него они, словно в замедленной съемке, делали замахи саблями, топорами и щитами, барахтаясь в невидимом киселе спрессованного воздуха. Он ощущал, что скорость его действий превышает доступную обычному человеку раза в три. Словно ледокол, он пробился в саму галерею, прилетевшая стрела сбила шлем с головы, по мозгам прошелся звонкий гул, выщербленный щит утыкали остатки стрел, срезанных саблями противника при отбивах ударов. В этой толкотне идущие за ним вои от боковых ударов сразу потеряли четверых. Андрей попер к ближайшей лестнице, ставя перед собой задачу – залатать прореху в обороне, хотя бы в этом месте. Напиравшие кочевники, видя перед собой живую мясорубку, ослабили натиск, попятились, теряя бойцов.
К славянам подошло подкрепление, Мстислав привел свежую, хоть и не полную сотню с восточной стены. Русские бойцы, узрев следы бойни, своих погибших товарищей, плотным слоем устилавших проходы вперемешку с телами захватчиков, озверев, ринулись на пытающихся закрепиться в галерее печенегов, словно бык на красную тряпку.
Распаленный битвой Монзырев, однако, самообладание не терял, озадачил тут же пятерку бойцов из вновь прибывшей сотни:
– Хватай бревно, бросай вниз на лестницы, – указал он.
Ухватив лежащее возле парапета, тяжелое бревно, люди ухнули его на головы атакующих. Вопли и хруст оповестили о том, что с десяток лестниц сломаны, а в стане врага появились новые калеки.
Скользя по еще не запекшейся крови, спотыкаясь и наступая на мертвецов, своих и чужих, русичи помаленьку выдавили поганых прочь с крепостной стены.
– Мишаня! Мишаня, где ты, черт полосатый?
– Я здесь, батька.
– Давай, выпускай стрелу с красной лентой, самое время! – крикнул Монзырев парню.
– Ща, сделаем, – уже на ходу откликнулся Мишка, кубарем скатываясь по лестнице внутрь городища.
В синеву неба взмыла стрела, неся на себе подаваемый засадникам сигнал.
Стегги Одноногий, варяг, пришлый вместе с Улебом в свое время из города Курска, с четырьмя десятками воинов второй день таился в засаде. Еще перед приходом печенегов Монзырев, инструктируя старика, просил:
– Ты, старый, со своими бойцами, наш единственный резерв, и использовать его мы можем лишь только в том случае, когда нам кранты наступят или момент благоприятный выпадет. Я тебя прошу, никакой самодеятельности, действуй только по сигналу. Твоя задача постараться обезглавить войско противника. Получишь сигнал – хоть костьми ложись, а результат дай.
Второй день вои, скрипя зубами, наблюдали за штурмом крепости. Железная хватка Стегги удерживала молодежь от желания броситься на помощь своим.
Первый день штурма засадники прятались недалеко от реки, наблюдали, как сновали посыльные с приказами из ставки и обратно к войску. Расстояние
