пошли вместе. А там на войско литовцев наткнулись. Сеча была, да литовцы числом взяли. С остатками ратей своих отступить попытались, да мужей теряя, шли несколько дней. А тут, как на грех – пурга. Уж и не думали, что животы сохранят, да вот – Вязьма. Так и запросили о помощи.
– Души едва в телах, – тяжело дыша от напряжения, прохрипел дружинник, распахивая дверь сруба.
Там, вокруг пышущего жаром очага, лежали два с половиной десятка воинов. Помороженные, израненные, с растрескавшимися кровоточащими губами… Кто, метаясь и бредя в горячке, звал подмогу, просил о помощи Бога, а кто – неподвижно лежал, глядя в нависший потолок.
– Вон они, – кивнув в сторону лежавших особняком мужей, прошептал дружинник. – Тот, что Михаил, – совсем плох.
– Дмитрий Иванович, – приоткрыв глаза, прошептал тот, который Андрей. – Ягайло… С поляками… Тевтонов… помощью заручившись, лихо задумали.
– Молчи, – приказал князь. – Слаб еще! Силы надобны будут.
– Сигизмунд… Ягайло, западня… Королем… Латинянство…
– Диакона! Живо! – рявкнул Дмитрий Иванович.
– Не допусти, – одними губами прошептал Андрей, теряя сознание.
– Некомата позовите, – поглядев на Михаила Александровича, бросил Великий князь Московский. – Душу Богу вот-вот отдаст. Никола, – повернувшись к пришельцу, князь гневно сверкнул очами. – На Бога, удаль лихую да на настои твои чудодейственные уповаю. Сложись оно так, как оно мне думается, – беда. Оборону держать сложится. А Вязьма – не Москва: и частокол ниже, и дружины моей всех душ – две сотни, да Ивана Васильевича, дай Бог – столько же, да с тобой кто пришли – пять десятков. Каждый на счету!
– Все, что в силах моих, сделаю. Остальное в руках божьих… – кивнул Николай Сергеевич.
– На тебя раненых оставляю. Воевод, Ивана Васильевича да Ивана Родионовича – в хоромы! Совет надобен.
– Дозволь и нам на стены! – вклинился в разговор вновь заскучавший Микула.
– Чего нам все Николу стеречь? Тебе, видать, люд ратный сейчас нужнее, – добавил Плющ.
– Берите мечи, люди добрые. Да не посрамите имя земли Русской!
– Не посрамим, князь! – засияв, хором гаркнули те.
– Звал, что ль, князь? – в дверях возник Некомат.
– Простит тебя князь Тверской ежели, радуйся! Остальные – в хоромы! Вязьму к обороне готовить, – князь мрачно оглядел насупившихся мужей. – Размен – не в нашу пользу. Одна только и надежда на удаль вашу лихую, сноровку да на Кейстутовича верность. Дай Бог, чтобы не заодно он с Ягайло оказался.
– Тятька, я с тобой! – в дверях выросла фигура княжича.
– И ты, и Иван Васильевич, и остальные. А с нами всеми – Бог. Челядь кликните в помощь Николе! Да в поучение оборону держать, оставшихся соберите. Отрезов найдите. Одному управиться тут – беда, – отдавал отрывистые распоряжения князь. Мрачно поглядывая на помороженных товарищей по оружию, воины молча покинули помещение, ненадолго совсем оставив пришельца и Некомата с ранеными.
– Михаил, – упав на колени, Некомат тихо позвал бледного как полотно князя. – Слышь, что ль? Я это, князь! Я – Некомат-сурожанин, – аккуратно наклонившись над мужчиной, еще раз позвал купец. Не дождавшись ответа, он, склонившись, разодрал запекшийся на плече кровью кафтан, приложил ухо к груди того, с кем еще несколько лет назад затевал усобицу против Великого князя Московского. – Живой! Никола, жив он, жив!
– Ну так кафтан сымай, – раздраженно бросил пришелец. – Осмотреть надобно!
– Да-да, Никола, – быстро-быстро замотав головой, отозвался купец. – Сейчас, Никола, – засуетившись, он принялся крутиться над раненым, не понимая, с какой стороны подойти лучше.
– За мной повторяй! – приводя товарища в чувства, прикрикнул на него пенсионер.
– Хорошо, Никола, – как кукла тряпичная, мотнув головой, снова откликнулся сурожанин, старательно повторяя монотонные движения Николая Сергеевича. Снять обувку, расстегнуть кафтан, ножом Милована предварительно вырезав кровавое пятно, чтобы не потревожить рану, вытащить из одежки безвольного дружинника. Затем – поддевки, рубахи и штаны, оставляя пострадавшего в одном только исподнем.
– Чего уставились? – подняв голову, трудовик прикрикнул на собравшихся по наказу Дмитрия Ивановича холопов. – Рогожи несите, чан с водой ставьте кипятиться! Отрезы где?! – привел он в чувства неуверенно крестящихся мужиков, быстро распределив, кому и чем заниматься должно. Под его энергичные окрики собравшиеся принялись оживать, сосредоточившись на конкретных указаниях пенсионера. А тот одного за другим принялся осматривать мужей, по ходу указания давая холопам, что с кем делать.
Раненых немного было, да и не мудрено – те в основном в дороге и сгинули, пурги не пережив. И хоть и принято было, что князья за людей своих в ответе, тут едва ли можно было винить правителей в случившемся. Почти все, за исключением тверского князя и еще пары дружинников, до смерти померзли или просто в пурге той, отстав, потерялись. Ведь даже те ратники, выжить кому Бог решил, обморожения получили. Литовские, в сапогах шедшие, – серьезные. Да так, что троих и не чаял спасти пенсионер. Тут кроме рук или ног ампутации уже и помочь вряд ли чем можно было. А как ее делать, да и кому? А пес его знает!
