старший в семье; то есть Ерш. В общем-то так и вышло. Паренек действительно не по годам смекалист оказался. Понимал, чертенок, что, во-первых, одним ткацким станком семейство такое не прокормить, как ты не пыжься, и, во-вторых, и это – самое главное, – что не один он такой сукно продает. Так и коробейникам бойким – что у него, что у соседа материал выменивать, разницы ж никакой. Кто больше даст, да сговорчивей в цене будет – тот и в почете. А мальцу ох как в почете хотелось быть, да еще и денег за то зарабатывать! Потому и отозвался сразу же на пенсионера предложение. Не думая и не рассуждая почем зря. И принялся пожилой человек за дело, вкратце объяснив, чего добиться хочет.
Понятно, что о механическом станке речи, в принципе, не шло пока. Ну хотя бы потому, что технология производства стали пружинной неведома пока. По задумке трудовика, речь шла лишь об оптимизации процесса: модернизация ремизного аппарата, заменой жгутов для крепления на мобильную раму со сменным бедром, легко регулирующим количество зубьев, и, как следствие, качество и плотность изготавливаемого полотна: от грубой рогожи до неплохого сукна. Изменили и систему подачи нитей, пристроив позади этажерку с целым набором бобин, на которые были намотаны нити. Для производства сукна, конечно, такая схема не годилась, и валяние все равно было нужно, но для более простых изделий – вполне себе. На том пока остановились; осваивайте, что есть.
И закрутилось, завертелось! Ерш, осадив было закудахтавших женщин, заставил их изучать непривычную для себя систему, благо тут еще и трудовик на хитрость пошел: задаток за заказ большой дал, да еще и в сроки жесткие. Помаялись. Пошумели. Освоили, в конце концов. Оценили. Дали ткань!
А Булыцкий между тем про пилораму хлопотал далее. Лель, поворчав по поводу мудрености конструкции, тем не менее предложил свои выкладки: как сделать так, чтобы и то и другое разом… Тут, правда, Булыцкий забраковал, слишком система получилась сложной да громоздкой. Всяко упрощать надо было.
– Два колеса ставить надобно. Рядом, – подумав, прогудел старик. – Оно, иначе, шибко мудрено. Не сладишь, – поглядев на каракули товарища, учитель кивнул, соглашаясь с его аргументами.
– Твоя правда. Не годится так никуда. По-твоему будем: две мельни.
– Недалече по течению в посаде местечко есть с водой быстрой. Там бы колесо второе ставить, – на своей волне продолжал вещать мужик.
– Чего раньше не говорил, а?! Где оно?
– Только место то, говаривают, гиблое. Народу затянуло – прорву. Худое место. Русалки да водяные, сказывают, там. Боязно.
– Покажешь? – Булыцкий повторил свой вопрос.
– Поперву бы службу там отслужить. Иначе – навряд ли кто.
– Покажи. Решим с попом! – уже потребовал преподаватель.
– Отчего не показать-то? – наконец очнулся старик. – Завтра утром и пойдем.
– Вот и славно.
– Только без попа там вряд ли кто вызовется, – монотонно продолжал тот.
– Будет, будет тебе поп! Будет!
– Ну так и с Богом, – не стал распространяться на эту тему Лель.
Оставив мастерового, Николай Сергеевич крепко так озадачился: вроде и суеверия, да все равно не перешибить их ни плетью, ни обухом, ни мечом. А раз так, то и к служителю – дорога прямая. Вот только после конфликта с Фролом да послушником его навряд ли договориться можно. Ведь запали слова Алены в душу пенсионера: злой новый дьякон. Нехороший. А парнишка, что при нем – так тот борз да вдобавок – глуп. А еще, скорее всего, злопамятен. И хоть не видел преподаватель проблем, чтобы к другому кому обратиться за помощью, а все одно – с этими мириться как-то надо было. Ну, во-первых, среди духовенства Фрол человеком не последним был, раз его для общения с Николой сам Киприан избрал. А раз так, то, волею владыки прикрываясь, кто его знает, какие он там слухи про обидчика своего распространял, властью такою пользуясь. А во-вторых, Аленке уже рожать пора подходила, а тут хочешь не хочешь, а крестить младенца надо. А крестным отцом, опять же, по воле Киприана, не кто иной, но Фрол назначен был. И хоть здесь выбора не было у служителя никакого, и обязан он теперь был за отроков воспитание духовное взяться, не хотелось пришельцу, чтобы так: камень за пазухой держа. А потому замиряться надо было с Фролом. Как? Да Бог его знает!
Размышляя на эту тему, Булыцкий носился от артели к артели, следя, корректируя, подсказывая. И мало-помалу все двигалось. Станок ткацкий у Ерша в доме заработал; глухое неприятие новинки со стороны женщин было переломлено с первыми успехами и уже вовсю нарабатывалось сукно весьма недурного – по привычным, конечно, меркам – качества, с заморским, правда, пока в сравнение не идущего.
Очередные стрельбы показали эффективность картечных зарядов. Деревянные ворота, в которые палили из пушек, ох как черепками изрешетило, наглядно показывая и разлет поражающих элементов, и их скорость, а значит, и убойную силу орудия. И хоть били шагов с двадцати, а все одно – не шутки по меркам этого времени. Тут, если стенка на стенку, ох какое подспорье против наступающих орудия такие! Вот только ропоту много от воевод. Мол, не по Божьи это, когда пусть бы даже и ворога да чугунные чушки по живому секут[84]. Грех! А тут еще и Милован, памятуя о последнем разговоре, мешки эти порохом начинил вперемешку с чугунными частичками да пару «гранат» подорвал, демонстрируя их действие. Как поняли воеводы, что им друзья предлагают, так и креститься яро начали. В итоге решили, что пока ограничатся ядрами каменными. А те черепки, что уже нарублены, сховать подальше, а при случае так и вообще на что другое пустить. За это Милован впрягся, на себя заботы взяв.
