да ему все девчонки вслед оборачивались. От него действительно лучи исходили… мне, дурочке, казалось, что это лучи добра…
Кайлеан усмехнулся.
— Вот я и говорю: глянцевая картинка, никаких признаков реального человека. Смотрите сами. Например, вы говорили, что этот ваш Мартин явился издалека, из какой-то приморской местности…
— Из Прибалтики он явился. Так в моей стране называется область на побережье Балтийского моря.
— Область? Из какой конкретно страны он прибыл? Из какого города?
Я пошарила в нужном уголке памяти и призадумалась — там было пусто, — потом недоуменно захлопала ресницами.
— Не знаю… Я слышала, что он вроде из Прибалтики, и похоже было: акцент, внешность, манеры. Мне казалось почему-то, что он рижанин… даже не знаю почему… он точно не говорил, а я ведь не спрашивала… Это на меня совсем не похоже. Не то чтобы я страдаю излишним любопытством, но мы много общались и вроде дружили, было бы совершенно естественно поинтересоваться… но я ни разу не спросила… как странно…
— Он вам рассказывал что-то про свою семью, друзей, про университет, в котором учился?
Я снова похлопала ресницами.
— Нет.
— Где он жил в вашем городе?
— Не знаю.
— Сколько ему лет?
— Не знаю.
— Вы хоть знали, к какому роду он принадлежит? Его фамилию знали? Отчество? Это же в традициях вашей страны — добавлять имя отца к личному имени.
Я уже молчала. Кайлеан был полностью прав. Несколько месяцев я общалась с призраком по имени Мартин, завороженная его внешним блеском… Господи, да я вообще ничего о нем не знала, но ни о чем не спрашивала!..
Кайлеан продолжил дознание.
— Вы также говорили, что после прогулки по музею долго бродили по городу и разговаривали… о чем?
Я снова напрягла память и снова наткнулась на пустоту.
— Да так, ни о чем… Пустяки какие-то… Он шутил, анекдоты рассказывал… стихи читал… чередовал — то анекдоты, то стихи… то смешно, то красиво… то смешно, то красиво…
— Какие стихи? Про что?
— Какие-то… Не помню… про что-то красивое… Не помню ни единого слова… но было необыкновенно хорошо, вот ощущение помню.
— Это были не стихи, Данимира Андреевна, а заклинания… — просветил меня Кайлеан. — Вас заговаривали, чтобы склонить к… э-э-э… близости.
— Да не надо было меня склонять, — промямлила я, опуская взгляд и разглядывая сцепленные в замок руки. — Я и сама склонялась — я ведь была в него влюблена… Вы, Ваше Высочество, наверное, видите мою ауру насквозь… но я девственница не потому, что холодна или чересчур высокоморальна. Просто как-то все не складно выходило… еще со школы… невезучая я в этом плане. Ведьма-неудачница.
— С этого момента можете считать свою неудачу самой большой удачей в жизни.
Это было сказано таким голосом, что я подняла взгляд на Кайлеана. Кайлеан выглядел довольным, как кот, наевшийся сметаны. Почему-то мои неудачи в личной жизни согрели сердце Их Высочества.
Я нахмурилась. Он был, конечно, прав, но меня покоробило выражение довольства при обсуждении трагического для меня вопроса.
— Почему это?
Кайлеан уже согнал довольство с лица и буднично сказал:
— Ну, были бы сейчас пятой в свите этого вашего призрачного Мартина… Вы что, этого хотели бы?
Я выпростала руку из-под пледа и помахала ею, отгоняя отвратительное видение.
— Господь с вами, нет, конечно… — Тут я вспомнила: — Кстати, этот Мартин вовсе не мой. Он скорее ваш. Мне тут недавно подумалось, что он из вашего измерения.
— Безусловно. Кроме прочих признаков, сцена в музее ясно это доказывает. Управлять порождением древнеегипетской магии мертвых — задача, которая вряд ли по силам кому-либо из вашей отсталой Империи. Но вы-то как догадались?
— Кайлеан Георгиевич! А вам не кажется, что без конца обзывать чью-то родину отсталой не очень хорошо?
Кайлеан Георгиевич царственно проигнорировал мой вопрос. Он ожидал ответа на свой.
— Тогда, после музея, когда Мартину не удалось меня поцеловать, он начал ругаться на том же языке, что и вы. «Хатшепсутом» ругался. Еще он тогда много раз произнес «хнуф», и что-то вроде «ш-ш-шес-с-сему», и…
