Я опять упала на подушку, отвернувшись к стене, и буркнула насморочно:
— Как вы сюда вошли?
— Я же говорил, эти стены для меня не преграда, — ответил Кайлеан.
— Отсутствие приглашения, как я понимаю, для вас тоже не преграда.
Кайлеан помолчал, потом произнес:
— Я пришел с миром.
— Не надо мне вашего мира. Не хочу вас больше видеть, — сказала я, уставившись на обои в цветочек. Кое-где обои были порваны, и из-под цветочков выглядывали полосочки. — Вы все испортили.
Кайлеан снова помолчал, а затем спросил:
— Помните, когда вы были кошкой, я говорил, что вам удается пробудить во мне эмоции?
— Мне все равно, что вы там когда-то говорили.
— Вы стали человеком… девушкой… и стало еще хуже…
— Давайте-давайте. «Она сама виновата, что пошла вечером в парк в короткой юбке…» Любимый довод насильников. Давайте, скажите вслух, что я сама виновата.
— Только отчасти. Мне же надо было узнать… — начал объяснения Кайлеан, впрочем, с какой-то безнадежной ноткой.
Я запальчиво перебила:
— Мне все равно, что вам там надо было. Это не повод творить разбой и насилие. Вы обошлись со мной грубо и жестоко, хватали меня своими железными пальцами как вещь. Как вашу вещь. А я вам никто. Я — на минуточку — даже не ваша подданная. И вообще непонятно, почему я пробуждаю в вас только негативные эмоции… — Я дернула плечом и постаралась вложить в следующие слова годовой запас яда: — Впрочем, отчего ж, все как раз понятно. Сколько вы человеком ни притворяйтесь, а как демоном были, так демоном и остались. А теперь можете пепелить меня сколько угодно, все равно это правда.
Выпалив эту тираду, я решила, что мне нечего добавить и больше я с Их Высочеством разговаривать не буду.
Вообще никогда.
Наступила долгая тишина, в которой ничего не было слышно, кроме моего гневного сопения. Кайлеан сидел так тихо, так неподвижно, что я даже подумала, не прошел ли он снова сквозь стены.
Наконец кровать скрипнула, и я услышала:
— Произошедшее было ошибкой… в выборе средств — определенно. Приношу свои извинения. Я был не прав.
Это прозвучало негромко, но довольно твердо.
Я вытаращила глаза, благо лежала отвернувшись.
Промолчать было выше человеческих сил.
— Мышка в камне утонула, — горько сыронизировала я. — Вы — и не правы? Как у вас язык-то повернулся, Ваше Высокоблагородие?
— Да вот как-то повернулся. Могу даже повторить. Я был не прав и сожалею о произошедшем. Так вы меня прощаете?
Стало понятно, что дальше разговаривать со стеной не удастся; пришлось подняться и сесть. После часовой истерики и лежания лицом в подушку выглядела я, должно быть, ужасно — растрепанная и опухшая, — но сейчас меня это мало заботило. Я собралась с мыслями и заговорила.
— Когда-то ваша няня Мелисса назвала меня божьей коровкой. Может быть. А еще мне сказали, что я неженка и выросла в аквариуме. И это, наверное, тоже правда. Я не боец, Ваше Высочество, и не могу похвастаться особой твердостью характера. Но и у божьей коровки есть предел, который не растоптать и слону. Считайте, вы подошли к этому пределу на опасно близкое расстояние. «Есть только цель и достижение цели»? Что ж. Попробуйте еще раз, и я навсегда вычеркну вас из списка порядочных людей… или демонов, неважно. И поверьте, вернуться в этот список будет очень сложно. — Я сделала несколько глубоких вдохов и продолжила: — Мы с вами в одном положении и должны двигаться дальше, поэтому извинения приняты, но приняты чисто формально. Я, пожалуй, смогу взять себя в руки и общаться по нашему общему делу. Большего обещать не могу.
Кайлеан выслушал и с покаянным видом произнес:
— Для начала будет достаточно, если вы хотя бы притворитесь, что простили. Но отнеслись же вы ко мне снисходительно, когда… когда я был этим убогим созданием… этим чудовищем… — он скривился. — Ваша симпатия выше моего разумения, но вы как-то смогли… может, и сейчас… — Он не договорил.
Я слабо улыбнулась — не столько Кайлеану, сколько образу Чудовища, возникшему передо мной.
— Сравнили! Вы тогда были страшненьким, но милым.
— А теперь?
Я посуровела и отрезала:
— А теперь все наоборот.
