советую даже начинать. Данимира Андреевна, в этих играх вы сущий ребенок. В поисках вмешательства будет исследован каждый закоулок вашего разума… не самая приятная процедура…
Он осекся и отвел взгляд.
Как я ни сдерживалась, мои глаза снова стали наливаться слезами.
— Я в курсе, Кайлеан Георгиевич. Как раз сегодня и узнала, — произнесла я с попыткой сарказма, но таким жалким голосом, что самой было противно.
Опрометчивые слова внезапно вернули нас к тому, что произошло совсем недавно. Я опять повалилась на подушку, отвернув лицо к стене, и, из последних сил глотая слезы, попросила:
— Все потом. Прошу вас, уйдите, у меня разыгрались нервы, видите же, что я не могу остановиться.
Несмотря на просьбу, Кайлеан не уходил, а у меня не осталось сил прогнать его.
Ну и ладно, подумала я, кто не спрятался, я не виновата.
И стала, уже не сдерживаясь, похлюпывать носом, после чего произошло невероятное: кто-то очень осторожно начал гладить меня по волосам — сначала по голове, потом переходя ниже, на спину между лопаток.
Я подавилась всхлипами и затихла.
Невообразимо, но это Их Высочество пытался загладить вину — загладить в прямом смысле.
Сначала от неожиданности я напряглась до каменного состояния, а потом понемногу расслабилась: рука Кайлеана прокатывалась как теплая убаюкивающая волна, приходящая снова и снова.
Затаив дыхание, я прислушивалась к легким прикосновениям.
Вдруг мне стало покойно и дремотно.
Я зевнула.
— Спите, Данимира Андреевна, — плавно произнес голос сверху, и новая волна сменила другую. — Один час сна — и вам станет лучше… не будет больше слез… спите…
Краем сознания я понимала, что делает Кайлеан, но решительного отторжения его действия не вызывали.
— Гнусный манипулятор, — тем не менее сказала я и снова зевнула. — Усыпитель невинных дев.
Сверху раздался смешок и прозвучало:
— За это извиняться не буду. Спите. Через час проснетесь с ясной головой.
Уже на краю сна я вдруг опять, как тогда, у елки, предельно отчетливо уловила настрой Кайлеана, и настрой этот не имел отношения ни к утешению, ни к терапии. Кайлеану просто нравилось меня гладить, причем нравилось настолько, что я сочла необходимым на пару секунд выскользнуть из сновидения обратно в реальность и предостерегающе пробормотать:
— Кайлеан Георгиевич…
— …Что? — помедлив, отозвался он.
— То, — пояснила я.
Снова раздался смешок, но рука убралась.
…Мне снилась огромная грозовая туча. Туча чернильно клубилась на горизонте, глухо погромыхивая в раздумьях, куда ей податься. Как это часто бывает во сне, я точно знала, что стоит сказать слово против — гроза пройдет стороной. Но я почему-то промолчала, и туча начала приближаться.
15
Как Кайлеан и обещал, я проснулась через час; голова действительно была ясной. Такой головой надо было воспользоваться.
Я вышла в прихожую, сунула ноги в валенки, накинула вытертый кроличий полушубок, прихватила из-за вешалки фанерку, которую держала, чтобы не сидеть на холодном, и выскользнула на крыльцо.
Цвет неба был таким чистым, таким ярким, каким он бывает во второй половине зимы, когда воздух еще холоден и прозрачен, но солнце уже начинает лить сверху золотые обещания. Тени на снегу, как и положено в ясный день, были темно-голубыми, а сугробы украсились хрупким кружевным серебром. Мне даже показалось, что свежесть, разлитая в воздухе, и не зимняя вовсе, а весенняя… и так захотелось свободы, что показалось: если в ближайшее время не выберусь отсюда, в моем характере что-то изменится… и не в лучшую сторону.
Я запахнула плотнее полушубок, положила дощечку на крыльцо и села, упершись локтями в колени. Надо было подумать. Хотя думать по- настоящему не хотелось совершенно. Напротив, хотелось закрыть глаза, запрокинуть голову и беспечно греться на солнышке, наблюдая за радужными
