— А вдруг это была бы ловушка? — не унимался Чудовище. — Тогда он не был бы молодец.
Ладно, подумала я, сейчас я покажу тебе, кто здесь молодец и вообще царь природы.
— Значит, так. У этой истории есть два конца. В одном Герасим был мудр и осмотрителен. Он услышал крики, но подумал, что это ловушка, и поступил правильно — пошел спокойненько дальше.
Чудовище довольно ухмыльнулся, я продолжила:
— Во втором варианте Герасим пошел на крики, оказался на берегу реки и увидел, что пятеро магов — злой колдун и четыре ведьмы — нападают на одну кошку. Они хотели ее утопить… в проруби. Кошка отбивалась, но силы ее были уже на исходе. Тебе какой конец рассказывать?
Я сидела на крыльце, щурилась вдаль и улыбалась кошачьей улыбкой.
Чудовище потерянно молчал.
Я его не торопила, я наслаждалась моментом и боролась с желанием заурчать.
Молчание длилось долго. Картина маслом называлась «Гордость и предубеждение».
Потом Чудовище спросил:
— А эта кошка была такая же умная и красивая, как ты?
Ход конем. «Почему мне до сих пор не доложили, что ты уже вырос?» — вспомнилось мне шварцевское, из «Золушки».
Урчание вырвалось само собой. Сказал бы кто-нибудь полгода назад, что я буду радоваться из-за того, что кто-то высоко оценил мою кошачью стать… У меня вдруг мелькнула дикая мысль: если б мы с Чудовищем жили в обычном мире, наверное, он таскал бы меня на кошачьи выставки — в качестве участницы. Интересно, мне бы там что-нибудь присудили? У меня уши такие большие… а вдруг я породистая?
Бред. Я потрясла головой и прервала урчание.
— Ладно, хитрюга. Слушай. Герасим заступился за кошку, произошла эпическая битва. Герасим очень ловко применял заклинания… ну и корзиной тоже ловко размахивал.
Далее я в красках обрисовала бой между пятью коварными магами и благородным спасителем кошки. На помощь Герасиму пришли бобры и лоси, на стороне злыдней выступили дятлы и необыкновенно свирепые существа — внутренние тараканы. Сражение длилось три дня и три ночи, преимущество переходило то на одну сторону, то на другую. Кошка была черной масти и ушастая, главный негодяй имел золотые кудри и голубые глаза, у Герасима обнаружились закрученные рога. Один рог Герасим потерял в процессе битвы, и это придало дополнительной мужественности его облику. Шрамы вообще украшают мужчину, а потеря рогов — в особенности.
Чудовище слушал меня, приоткрыв рот.
Увлекшись, я бегала по крыльцу, падала, вскакивала, прыгала и, кажется, ходила на задних лапах. Когда Герасим наконец-таки одолел врагов, я даже почувствовала, что запыхалась.
— Когда Герасим всех победил, он запихнул злых магов в мешок — вместе с их внутренними тараканами — и закинул мешок на Луну. Помнишь, мы с тобой пятна на Луне видели? Вот. Это они натоптали. А потом он снял с себя красную шапку, положил на дно корзины — чтобы было помягче, и усадил туда спасенную кошку. Герасим назвал ее Мяу-Мяу, отнес к себе домой, и жили они долго и счастливо. Герасим очень хорошо относился к Мяу-Мяу, уважал ее, баловал: кормил вкусно, гладил, играл с ней и все такое… Потому что мы навсегда в ответе за того, кого не дали утопить в проруби. Так родилась народная поговорка «Люблю тебя, как Герасим Мяу-мяу». Все.
Чудовище некоторое время обдумывал мою историю, потом сказал:
— Тогда мы навсегда в ответе и за тех, кого закинули на Луну.
— Хм-м… Может быть. Это каждый решает сам для себя.
— А что было с тем, другим Герасимом?
Я зевнула.
— Ну что там с ним могло быть… Тот Герасим, который был весь из себя правильный такой, спокойно дошел до магазина, получил свои пирожки и маслице и так же спокойно вернулся домой.
— И все? И никаких приключений?
— Нет, почему же, — в моем голосе появились мстительные нотки. — Придя домой, он не вымыл руки перед обедом, к тому же пожадничал и затолкал в пасть все пирожки и все маслице, после чего трое суток провел в одной маленькой комнатке, сам знаешь где. Вот такое у него было Большое Приключение. А мог бы обрести прекрасную Мяу-Мяу.
Чудовище некоторое время смотрел на меня, а потом с его лицом стало что-то происходить. Он начал морщиться и дергать верхней губой, потом странно закашлял.
— Тебе плохо? — неуверенно спросила я, и вдруг до меня дошло: он пытался смеяться!
Это был еще один шаг вперед, но в воспитательных целях я сказала:
— И ничего смешного. Руки перед едой надо мыть. А теперь пойдем в дом, хочу сливок и спать.
