Мы зашли внутрь, и там Чудовище, как обычно, задержался у зеркала.
Я тоже стала разглядывать свое отражение.
Никаких изменений. Мой облик оставался стопроцентно кошачьим. Уши-крылья, глаза-пуговицы, изогнутый тонкий хвост — все было на месте. В отличие от Чудовища я не лысела и не видоизменялась.
Я вздохнула.
Чудовище тоже вздохнул.
— Я некрасивый? — спросил он вдруг.
К такому вопросу я была не готова и ответила вопросом на вопрос:
— С чего ты взял?
— Ты называешь меня Чудовищем. Я знаю. — Чудовище ткнул кулаком в отражение, и зеркальная поверхность пошла волнами. — Я тебе не нравлюсь.
Слова надо было подбирать тщательнее.
— Это не так. Во-первых, ты болеешь, а болезнь никого не красит. Осталось подождать совсем немного… скоро ты будешь выглядеть по-другому. Во-вторых…
Я замялась. Правда состояла в том, что по большому счету мне не было никакого дела до его внешности. Он должен обрести способность ясно мыслить и вытащить меня отсюда, а мохнатый он при этом будет или рогатый — не имело значения.
— Во-вторых, ты… — начала было я, но вдруг увидела на полу капли свежей крови. Потом капель стало больше, они образовали лужицу, которая росла на глазах.
Я вскинула голову и обнаружила, что Чудовище стоит с оторванным вторым рогом в руке, а его лицо и рубаха постепенно заливается кровью.
— Так лучше? — спросил Чудовище, бледнея, но продолжая по-дурацки скалиться. — Так я тебе больше нравлюсь?
— Зачем ты это сделал?!
— Шрамы украшают мужчину, — сообщил он мне, перед тем как завалиться в обморок прямо в коридоре.
Видимо, потеря второго рога ускорила таинственную трансформацию его организма. Чудовище сначала лежал неподвижно, не отзываясь на мои отчаянные призывы, затем его начало крючить. Он то выгибался, то сворачивался как гусеница, то разворачивался, ударяя ногами в стену или в зеркало, которое сильно прогибалось, но не билось. Все выглядело еще непригляднее из-за крови, натекшей из раны, — в ней было все, до чего дотрагивался Чудовище, не говоря о нем самом.
Я металась поодаль, потому что Чудовище мог ненароком сплющить меня в лепешку.
Через некоторое время судороги затихли, после чего Чудовище довольно быстро пришел в себя, я смогла подойти и осмотреть его. К моему облегчению, рана кровоточила лишь чуть, что подтверждало ее магическую природу — в обычной жизни Чудовище не отделался бы так легко.
— Кы-ыса… — слабо сказал он. — Плохо…
Я чуть было не испугалась, что начался рецидив умственной отсталости, но сообразила, что этот лепет прозвучал на анималингве.
Я была очень зла.
— А так тебе и надо. Трудно было подождать, пока он сам отвалится?
— Трудно. Трудно ждать… трудно быть некрасивым… и глупым…
Если он собирался меня разжалобить, то ему это не удалось — от испуга вся жалость испарилась. Меня потряхивало.
— Зато сейчас такой красавец стал, — съязвила я, разглядывая его перемазанную кровью физиономию. — Вставай, пойдем мыться.
Чудовище, покряхтывая, поднялся и на свой валявшийся неподалеку рог даже не посмотрел. Первым делом он в радостном предвкушении ринулся к зеркалу.
— Ой, — сказал Чудовище. — Пойдем мыться скорее.
Недавно я произвела ревизию шкафов — заставила Чудовище открыть все и полазала по полкам. В одном из шкафов обнаружилась одежда все того же больничного типа, серые штаны и рубахи, сложенные аккуратной стопкой.
— Возьми чистую одежду, а старую снимешь и бросишь на кухне в углу. Завтра я научу тебя стирать.
Стиральной машины здесь не было, но в шкафчике под раковиной я обнаружила несколько засохших растрескавшихся брусков хозяйственного мыла.
— А давай грязную одежду сразу в форточку выкинем? — внес Чудовище типично мужское рационализаторское предложение.
Я в ответ усмехнулась.
— Ничего-ничего, труд облагораживает.
У входа в кухню — облупленная заржавевшая ванна находилась там — Чудовище остановился.
— А ты разве со мной не пойдешь?
