– Ближайший ее друг и конфидент, – подтвердил Пароль, полагаясь на то, что все, кто мог бы уличить его в преувеличении, покоятся на дне морском. – Увы, море поглотило все ее пилюли и снадобья, но даже не изменило цвета.
– Что ж, остается надеяться, что от них морскую пучину стошнит, и ее выбросит на сушу, – сказал Бенедикт без особого оптимизма. – Надеюсь, то же станется и с моим принцем.
Они прошлись по берегу, исхлестанному ливнем и заваленному обломками, но человеческих следов впереди не нашли. По пути Пароль выжал влагу из нескольких историй, которыми обычно угощал случайных знакомцев – наглых выдумок о военных походах, большую часть которых он провел, прячась в обозе, о шрамах, которых он никогда никому не показывал, о победах, ради которых и пальцем не шевельнул. Но настроения врать и хвастать не было – нет, не из-за скорби по погибшим товарищам, а лишь потому, что он промок и замерз, а этот двужильный испанец, очевидно, не собирался позволять ему попросту удрать и где-нибудь укрыться. Небо над головой все еще было темно от туч, хотя внезапный шторм, положивший конец их плаванию и разнесший на куски корабль, умчался так же быстро, как и налетел.
Бенедикт, в свою очередь, мысленно взвесил его ветхие небылицы и из вежливости не стал пробовать их на прочность. Однако в конце концов он поднял руку, призывая спутника придержать язык, и Пароль умолк едва ли не с облегчением.
В наступившей тишине они услышали голос – печальный и звучный, читающий нечто, поначалу принятое обоими за ритуальный стих заклинания.
– Из вод, что в лоне матери, на воздух выходит человек в начале лет; затем с него мать-церковь при крещеньи водой смывает первородный грех. Не хватит ли воды? Или должны мы к сему вдобавок дерзостно плясать над злою бездной, что всегда готова обратно воспринять нас в лоно вод?..
– Я думаю, это он насчет моря жалуется, – таково было веское мнение Пароля.
– Значит, он – наш товарищ по несчастью. Идемте, присоединим к его жалобам и наши голоса.
Бенедикт рванулся вперед, предоставив французу тащиться за ним следом, но вскоре спереди раздался крик – высокий голос велел Бенедикту остановиться.
– Мир! Я из Арагона! – крикнул в ответ испанец. – Насколько мне известно, мы – союзники!
Поравнявшись с ним, Пароль увидел юнца с натянутым луком – тощего, как щепка, и одетого в зеленый мундир арденских егерей. На камне за его спиной сидел постный бородатый старикашка, облепленный потемневшим от влаги балахоном.
– Я вижу лишь одну стрелу, а колчан твой пуст, – заметил Бенедикт. – К тому же, оба мы уже едва не утонули. Лучше сбереги выстрел для настоящего дела – ведь мы и без того полумертвы.
Юноша недоверчиво опустил лук.
– Вы ведь синьор Бенедикт, не так ли? Я видел вас с вашим господином на борту корабля, за столом для почетных гостей.
Сам он назвался Ганимедом, а его старший товарищ оказался Жаком, философом, одним из послов, спутников сгинувшей лекарки, спутницы Пароля. Им надлежало, достигнув Милана, молить престарелого Просперо о помощи в тосканских войнах.
Похоже, в последнее время ни одна битва в Европе не обходилась без волшебства. Совсем недавно сами повелители Волшебного царства едва не пошли войной на Иллирию, но тут война, как обычно, претерпела очередную перестановку сил. Войска Оберона рассеялись, как дым, а Орсино, герцог Иллирийский, ринулся в драку, денно и нощно собирая под свои знамена злых духов, ведьм и прочую нечисть. Каждой из противоборствующих сторон приходилось опасаться заклятий, чар, чудовищ и дурных знамений. И, конечно же, внезапных бурь.
Пароль хмуро взглянул в небо, не понимая, с чего кто-то взял, будто эта чушь приведет к чему-то хорошему.
Юноша из Ардена отправился в лес, тянувшийся вдоль берега, и вскоре вернулся с хворостом и растопкой для костра.
– Как вы полагаете, сударь, удалось ли спастись кому-нибудь, кроме нас? – спросил он Бенедикта.
– Не трогайте его, наивный юноша, – вмешался Пароль. – Ненасытная пучина поглотила его принца! А я лично не сомневаюсь, что из множества пассажиров нашего барка только нам четверым посчастливилось быть…
Он сделал паузу в поисках выражения поэлегантнее и был здорово обижен тем, что фразу за него цветисто завершил Жак:
– …изблеванными прочь соленым стихийным элементом.
К пущей обиде Пароля, старик тут же добавил:
– Кроме того, вот и пятый. Не из ваших ли он родичей, синьор Бенедикт?
Бенедикт вскочил на ноги, но надежда, озарившая его лицо, немедленно угасла.
– Нет, – ровным тоном ответил он, – но из родичей моего господина. Вот доказательство тому, что честь тонет там, где бесчестье держится на плаву среди волн, точно масляное пятно. И что теперь, сударь мой дон Хуан?
Новоприбывший оказался еще одним смуглым и бородатым арагонцем, заметно уступающим статью Бенедикту. Быстро окинув каждого холодным взглядом, он пренебрег всеми.
– Синьор Бенедикт, хвала Господу, море пощадило вас. Увы, среди вас нет моего брата? Будьте уверены, я молился о ниспослании ему спасения из пучин!
Пароль отчетливо услышал скрип Бенедиктовых зубов. Речь Хуана привела его в восхищение – ну как не восхититься человеком, способным вложить
