столько неискренности в каких-то два десятка слов!
В небесах прогремел гром. Тучи сгущались на глазах, и вскоре пасмурный день сделался темнее ночи.
– Похоже, непогода обрела второе дыхание, – задумчиво заметил Бенедикт.
– Не более естественное, чем первое, – заявил Ганимед, снова накладывая на тетиву стрелу, точно собирался сбить грозу с неба.
– Коль небо своевременно краснеет, – начал Жак, – то радуется пахарь и пастух, но не один лишь пахарь ужаснется, коль небо вдруг чернеет среди дня…
– Да, – оборвал его Пароль, – да, небо черным-черно. Да, очевидно, это какая-то черная магия. Не могли бы мы укрыться вон там, под деревьями, пока не… – голос его затих. – Господи праведный, а это еще что?!
Вдоль берега, по-над разметанными штормом обломками корабля, двигалось нечто, стягивавшее к себе сгущающуюся тьму, точно покрывало, заставляя ее вихрями клубиться в воздухе. Казалось, тучи в небе водят хоровод прямо над головой странного существа, а с пальцев его с треском срывались стрелы молний. Обличьем оно походило на старуху – иссохшую мегеру в лохмотьях. Старуха медленно плыла прямо на них, и шлейф ее рваного одеяния тащился за ней следом, едва не касаясь песка. С виду она была слепа – ее глаза казались не более, чем глубокими складками среди избороздивших лицо морщин, и молнии вспыхивали, ветвились, словно щупальца, отыскивая путь и обшаривая каждый обломок, выброшенный на берег.
– Что-то злое к нам спешит, – заметил Жак. На сей раз его лаконичность оказалась выше всяких похвал.
– Не объявить ли нам ретираду? – предложил Пароль, так как на всех у спасшихся имелась лишь одна рапира и одна стрела, которые вряд ли могли хоть чем-то угрожать приближавшемуся чудовищу.
Никто не питал желания признавать тактический гений руссильонца, однако все невольно попятились назад. Пароль решил, что остальные могут топтаться на месте сколько угодно. К тому же опыт показывал, что завтрашняя похвальба вполне способна покрыть сегодняшнюю трусость в любых количествах. Резко развернувшись, он едва не сбил с ног женщину.
Женщина была очень красива, и мокрое платье облегало ее фигуру так, что при иных обстоятельствах открывшееся зрелище доставило бы ему немалое удовольствие, не говоря уж о поводе для нескромных замечаний. Но так уж вышло, что эту женщину он знал давным-давно и вовсе не хотел бы испытать на себе остроту ее языка и прочие выдающиеся таланты.
– Привет, Елена, – только и сказал он.
– Цыц, дурачье! Тихо! – зашипела она, оттолкнув Пароля с дороги и подойдя вплотную к его насквозь промокшим спутникам.
Ведьма медленно, но неуклонно приближалась. Выхватив из рук Ганимеда лук и ни на кого не глядя, Елена вычертила на песке вокруг спасшихся круг и что-то пробормотала себе под нос. Пароль от души пожалел, что не пустился бежать сразу, едва увидев приближающуюся тварь: теперь он оказался отданным на милость не одной, а целых двух ведьм.
– Молчать. Не двигаться. На ведьму не смотреть, – прошептала Елена. – Даже мысли не выпускайте из головы.
С этими словами она крепко стиснула одной рукой плечо Пароля, а другой – дона Хуана, словно определив их двоих в самые ненадежные.
Но все послушно замерли, не проронив ни звука, и ведьма, окруженная вихрем струй ливня, тьмы и кислого запаха гниющих водорослей, проплыла мимо и направилась дальше вдоль берега. Старая карга давным-давно скрылась из виду, но даже Елена еще долго не осмелилась заговорить.
– Не думайте, что все опасности позади, – наконец сказала она. – Шторм застиг нас в водах Иллирии, и, если волшба здешних ведьм не сумела отыскать нас, эту задачу препоручат простым смертным. Пока не поздно, нужно бежать прочь от берега.
Вскоре после того, как потерпевшие крушение скрылись, на берегу появился отряд всадников. Останавливая коней у каждой кучи мокрой парусины и обрывков канатов, они пронзали ее пиками – на случай, если под ней прячется кто-то живой.
Отряд возглавлял юный офицер. Чистотой безбородого лица он вполне мог бы поспорить с Ганимедом. Солдаты называли его Цезарио, а больше не знали о нем ничего, кроме того, что их предводитель держится в седле, фехтует, играет в кости и ругается наравне с лучшими из них. Только старый сержант, ехавший позади, знал, что на самом деле их командира зовут Виолой.
Молодая жена герцога Орсино уже не в первый раз украдкой покидала дворец, чтобы натянуть бриджи и показать мужчинам, что почем. Старый герцог не возражал; похоже, от этого он только крепче любил своего бывшего верного пажа Цезарио.
Виола окинула взглядом песок, взрыхленный штормовой ведьмой и прибитый струями дождя, и выругалась в выражениях, вогнавших в краску солдат- рядовых. Дождь, заботливо оставленный им удалившейся ведьмой, лил, как из ведра, и сержант поплотнее натянул на голову капюшон плаща.
– Ох, вера истинная! Напомни-ка, отчего меня дернуло второй раз пойти играть в солдатики?
– Оттого, что ты никогда не упускал шанса оказаться в дураках, Фесте, – объяснила Виола.
– Вот как? – склонившись к ней, Фесте перешел на шепот. – А не оказался бы я еще большим дураком, кабы отпустил супругу своего господина играть в солдатики без сопровождения хоть одного мужчины, который мог бы, в случае чего, прийти ей на помощь?
Виола, в силу давней привычки, тут же ощетинилась:
– Если ты полагаешь, что мне нужна твоя помощь… – пожав плечами, она улыбнулась. – Впрочем, за компанию благодарю – пока ты не утратил остроумия. Вижу следы. Наши сомнительные союзники уничтожили большую их часть начисто, но похоже, что в лес ушел небольшой отряд. Около
