На этот раз он мял ладонь Гнилого дольше, чем нужно, и тот всерьез начал опасаться, что на прощанье Баграт все-таки решил сломать ему пальцы.
– Может, еще свидимся, как думаешь? – Жабчик склонил голову по-собачьи и пристально посмотрел Гнилому в глаза. – Когда обратно вертаться будешь…
– Я не знаю, когда пойду обратно.
– Смотри, сталкер, – Жабчик покрутил головой, насаженной на бычью шею. – Может, компаньон нужен, а то мало ли что?
– Спасибо, но я должен сам…
– Смотри, – Жабчик вздохнул.
– Только мимо церкви не ходи, – подал голос Баграт. – Там зомбяки сидят, среди бела дня людей харчат.
– Я знаю путь, – сказал Гнилой.
– Ты знаешь Путь? – усмехнулся Баграт. – Ну да, конечно, ты же сталкер. Причем самый удачливый сталкер. Ты веришь, что знаешь Путь.
– Я верю, что знаю Путь, – проговорил Гнилой, пробуя на вкус это слово: «путь».
– И правильно. Путь – он у каждого свой. У тебя, например…
Баграт вдруг замолчал и, отвернувшись от Гнилого, пошел к лодке. Принялся сталкивать ее в воду, натужно кряхтя.
– У меня свой Путь, – сказал Гнилой, обращаясь к спине Баграта.
Тот перестал толкать лодку, но не обернулся.
Но Гнилой понимал: тот ждет, что он скажет дальше.
И он сказал – хотя никогда и никому не собирался этого говорить:
– Я хочу вернуть прошлое. Свое прошлое. Где я не был сталкером…
Спина Баграта напряглась, но он ничего не ответил…
7
Он хотел вернуть прошлое. То прошлое, которое пятнадцать лет назад было настоящим. И если бы не Катастрофа, которая разразилась 13 августа 2014 года, когда политики и военные уничтожили прежний мир, то Олег никогда не стал бы стрелять в живых людей. И вместо автомата носился бы с ноутбуком. И убивал бы виртуальных монстров.
Но случилась Катастрофа.
И он выжил, хотя должен был умереть в числе первых. Когда прошел первый шок, люди начали сбиваться в стаи. Он видел, как обезумевшие толпы бродили по руинам, врывались в уцелевшие дома и магазины и грабили, грабили, грабили, старались унести как можно больше. Тех, кто не хотел отдавать свое добро, – убивали. Убивали жестоко, подвергая мучениям, которые не может выдержать человек.
Словно те, что сбились в звериные стаи, хотели очистить землю от тех, кто еще оставался людьми.
Он, Олег, тоже был в толпе. Потому что лишь так можно было выжить. Толпа несла его, как морская волна серфингиста, и оставалось лишь отдаться ее течению.
Наверное, только поэтому Олег и выжил. Потому что сумел сломать себя. Сумел преодолеть отвращение к насилию и смерти.
Он помнил, как это было нелегко. Но он очень хотел жить и был вынужден играть по тем правилам, которые диктовали совсем другие люди. Когда вдруг вылезли наверх и стали править… нет, не самые сильные – самые наглые. Хотя именно так и было всегда в человеческой истории, только существовала какая-то система сдерживания. Но Катастрофа обрушила все прежние моральные устои.
Олег часто думал, почему люди – те, кто выжил, потеряв близких, – не объединились, чтобы вместе пережить общую трагедию, чтобы помочь слабым – а сбились в дикие звериные стаи и стали рвать друг другу глотки. И главным принципом новой жизни стал тот, по которому жили в тюрьме: «Сегодня умрешь ты, а я – завтра».
Олег думал, что же случилось с людьми, и приходил к страшной мысли, что не только ядерная катастрофа стала тому виной. Возможно, ракеты вместе с атомными боеголовками несли и какое-то бактериологическое оружие. «Вирус вражды», как в повести советского писателя-фантаста, который писал добрые сказки о светлом будущем. Книгами этого писателя Олег зачитывался в детстве… И ведь на самом деле никто же не знал, какие исследования проводились в секретных лабораториях.
Одного только Олег не мог понять: почему на него этот вирус не подействовал. Или почти не подействовал.
Почему ему, Олегу, удалось сохранить в себе человека.
И, сохранив, спрятать его так далеко в глубинах души, чтобы никто о нем не догадался.
