Потому что если бы этого человека нашли и вытащили наружу, то его ждала бы быстрая смерть.
А Олег не мог умереть.
Он хотел выжить.
Чтобы изменить этот чертов мир.
Сделать его лучше…
А для этого нужно было пройти через Барьер: говорили, что он исполняет желания. И что Барьер могут преодолеть только те, кто не убил в себе человека. Возможно, это были обычные байки, которые любили травить пьяные сталкеры – никто из тех, кто ходил к Барьеру, ничего не рассказывал, потому что не возвращался. Радиация около Барьера была запредельной и убивала быстро.
Но сталкеры верили, что не все, кто не вернулся, погибли: кого-то Барьер пропустил. И теперь они живут в счастливом мире, где голубое небо и зеленый лес.
Гнилой не верил этим байкам… и верил.
И верил, что у него есть шанс.
Потому что среди зверей только он остался человеком.
8
До Вокзала он добирался больше часа. Сначала шел вдоль берега реки Тьмаки, которая больше походила на заросшее зловонное болото.
Когда толстый зеленый стебель, увенчанный красными щупальцами, вылез из затхлой воды и радостно устремился к ногам Гнилого, тот просто расстрелял его из автомата.
Прошитый очередью, стебель издал почти человеческий стон и быстро ретировался. Гнилой даже не оглянулся, когда услышал всплеск.
Видимо, флора хорошо освоила урок, и пока Гнилой шел вдоль реки, никто не пытался завязать с ним гастрономическое знакомство.
Когда Гнилой свернул туда, где когда-то шла Советская улица, и выглянул из-за обломка стены, то заметил группу вооруженных мужчин, которые толпились у руин театра и что-то обсуждали, размахивая руками. Гнилой не стал проявлять любопытства, вернулся назад, к Тьмаке, и вдоль берега дошел до того места, где когда-то стояло здание цирка.
От цирка не осталось даже воспоминаний.
Только оплавленная земля.
Оплавленной была и вся территория Тверской площади, и улица Новоторжская, по которой Гнилой дошел до Тверского проспекта, где тоже не сохранилось даже руин.
Тверской проспект органически перетекал в проспект Чайковского, который и упирался в Вокзал.
Гнилой поймал себя на мысли, что до сих пор помнит названия улиц города, который погиб пятнадцать лет назад. Тверская площадь, Советская улица, улица Новоторжская, Тверской проспект, проспект Чайковского, а также улицы Трехсвятская, Вольного Новгорода, Симеоновская, набережная Степана Разина – это когда-то был исторический центр Твери. Здесь скромные домики восемнадцатого века соседствовали с величественными сталинками, безликими хрущевками и серыми панельными многоэтажками брежневских времен. В девяностые на месте деревянных домиков старой Твери появлялись помпезные особняки нуворишей, которые, как считал Олег, уродовали старую Тверь. Но уже полтора десятка лет не было ни роскошных особняков, ни деревянных домиков, ни сталинок, ни хрущевок. Ничего не было, кроме сгоревшей земли, которая давно уже превратилась в камень.
Это был эпицентр самого сильного ядерного взрыва. И даже спустя годы здесь ничего не росло. И фонило так, что редкий смельчак рискнул бы здесь прогуляться без полного комплекта антирадиационной защиты, включая противогаз с кучей фильтров.
Но Гнилой на этот раз был без противогаза. И без фильтров.
Узнав, что Гнилой собирается идти через эпицентр налегке, Прохан прямо спросил: «Ты ищешь смерти?» Гнилой пожал плечами. Смерти он не искал, но если он не пройдет Барьер, то и жить будет уже незачем.
– Ты точно гнилой, – буркнул Прохан.
Погоняло «Гнилой» приклеилось к нему сразу. Правда, в самом начале его величали «Гнилой интеллигент» и ржали, как жеребцы в табуне, когда он пытался драться. А дрался он неумело, но так, что даже самые отмороженные отступали. Потом слово «интеллигент» показалось кому-тот очень сложным, и его сократили до «интель».
А потом и «интель» исчез за ненадобностью.
И он стал просто Гнилой.
