Колумнарий остановился прямо перед лордом Косотером, в пределе досягаемости его широкого меча. Скука мелькнула в глазах Капитана, словно мятеж был его старым, надоедливым другом.
– И тебе не мешало бы знать, что каждый раз, когда я бросал взгляд на тебя… – Галиан замахнулся, словно собирался ударить, и наклонился вперед с мстительной неприязнью, – я тоже слышал внутри себя голос, который нашептывал: «Убей его!»
Стрела попала Капитану в рот. Он дернулся, словно от пощечины, пошатываясь, отступил назад. Остановился, сплевывая обломки зубов.
Туча наползла на солнце.
Капитан шкуродеров, человек, которого прозвали Железный дух, поднял глаза, но не на стрелявшего, Ксонгиса, а на подстрекателя, Галиана. Стрелу было хорошо видно. Она воткнулась в нижнюю часть лица, плотно натянув кожу. Кровь текла из нижней губы. Косотер засмеялся, брызгая слюной.
Его глаза светились от сардонического веселья.
Вторая стрела воткнулась в шею. Он крутнулся на месте, словно его дернули за веревку, привязанную к поясу. Застыл на мгновение, словно восковая кукла. И рухнул лицом вниз. Забился в конвульсиях. Все тело сотрясала жестокая дрожь. Потом началась какая-то звериная борьба за жизнь, словно дикая натура или неусмиренный дух до этого спали в нем, скрытые, а теперь вырвались из человеческих рамок. На лице его проступил ужас, и Галиан достал свой меч.
Пальцы Капитана хватали листья у ног колумнария, сжали тонкую ветку. Он выгнулся дугой, кольчуга была вся залита кровью. Голова откинулась назад. Лицо исказилось в страшной гримасе, вздувшимся ртом он яростно сплевывал кровь и слюну. Глаза сверкали от ярости. Хрипя от напряжения, он принялся выкручивать и ломать ветку, словно это был хребет всего мира, который нужно перебить.
Он зарычал.
Потом голова упала, и хвостик косы – принадлежность к знатной касте – качнулся.
Наступила тишина.
Мимара смотрела затаив дыхание. Смертен, раздался холодный шепот внутри.
Все-таки смертен.
Кирри наводит путаницу в важнейших вещах.
Предчувствие конца света. Гибель племен… На солнечном свету все это казалось не больше чем красивым узором.
От северной башни Маро, центральных ворот Библиотеки, остался лишь маленький холмик. Извилистые трещины каменных блоков испещрили склоны там и сям, напоминая о прежней постройке. Южная башня по необъяснимым причинам осталась стоять почти целая, громадный прямоугольник, возвышающийся на фоне ясного неба. Даже обсидиановые плиты, которыми было облицовано основание, сохранились. Странное мальчишеское желание взобраться на башню возникло у старого колдуна, но на смену ему быстро пришло опустошение.
Было время, когда он целыми днями бродил среди развалин, гораздо менее знаменитых, чем эти. Время, когда его тревоги были настолько мелки, что о них не стоило и задумываться.
Бок о бок Акхеймион с Нелюдем прошествовали в руины Библиотеки. Стены, или то, что от них осталось, несли на себе печать монументальности, характерной для зиггуратов Шигека. Повсюду росли деревья, многие были поломаны сильными ветрами. Друзу удалось различить Урсилараль, центральную аллею, где когда-то висели ослепительно красивые Щиты Тысячи Даров, символизирующие перемирие между Сохонком и почти всеми известными племенами Белых и Высоких Норсираев. В бытность Сесватхи Библиотеку также называли Цитаделью Цитаделей, не только за ее важность, но и за внешний вид: крепости располагались одна в другой, словно снаружи был океан, натиск которого можно было сдержать многочисленными стенами. Здесь было не меньше девятнадцати внутренних дворов, которые часто называли колодцами из-за высоты окружающих стен, и вместе с Урсиларалем их пронизывали многочисленные ворота, соединяя большинство из них.
Утреннее солнце освещало лишь часть заросших двориков, потому Акхеймион с Клириком шли в основном в тени. Все заросло густым кустарником, вынуждая Акхеймиона идти не рядом, а вслед за Клириком, который расчищал путь мечом. Плюмажи пушинок кружились в воздухе. Облака лениво проплывали в прямоугольных просветах голубого неба. Пчелы вились над головой, становясь белыми точками в солнечных лучах. Колдун даже заметил зайца, метнувшегося в траве.
Постепенно этот поход становился все более сюрреалистическим. Акхеймион то поглядывал на мощную спину Клирика, облаченную в сверкающую кольчугу, и думал, может, напасть на него и покончить с неопределенностью. То принимался играть в игру, угадывая, чем были раньше те или иные развалины. Вот эта кочка – фонтаном. Прямоугольные проемы в стенах – окнами казарм, покоев и скрипториев.
Пару раз он поднимал глаза на северо-восток в ожидании грозовых туч, темных и страшных…
В ожидании Смерча.
Он словно проходил через два мира, параллельных действительности: один был продуктом его чтений, другой – снов. Он был Акхеймионом, ссыльным и парией, бредущим в полусгнивших лохмотьях, и он же был Сесватхой, героем, гранд-мастером и хранителем этого места. И все происходило одновременно: тогда, когда его падение было до смешного нелепым, и в дни разрушения от захватчиков.
– Я видел, как горят эти башни, – глухо произнес он. – Видел, как падали эти стены.
