простая по сравнению с Кил-Ауджасом, казалась весьма затейливой по людским меркам. Все поверхности были покрыты узором, по большей части из силуэтов тотемных животных – стоящих на задних лапах зверей с человеческими жестами. Среди бесчисленных рельефов Акхеймион нашел только один неповрежденный с изображением древнего меорийского герба: круг из семи волков, расходящихся от центра, как лепестки маргаритки.
Тело загудело, одновременно лишившись силы и напитавшись головокружительной мощью. Кирри. Выпав из действительности, Акхеймион продолжал вглядываться в изображение, как и много лет назад, погруженный в мысли о временах давно минувших. Он всегда обретал покой среди руин, освобождение от насущных требований своего предназначения и связи с прошедшими днями, которые тиранили его по ночам. Друз неизменно чувствовал себя более целостным среди обломков.
– Акка… – позвала Мимара голосом матери, от которого по спине у Чародея побежали мурашки.
Грустный отголосок прошлого.
Он обернулся с неожиданной улыбкой. Впервые черты древних норсираев и их творений отозвались в ней.
– Удивительно, правда? Вот и все, что осталось…
Друз замолк, осознав, что она смотрит вовсе не на разрушенные стены, высящиеся вокруг, а на Шкуродеров.
Когда Мимара обернулась к нему, нерешительность плескалась в ее взгляде.
– Шпион… – проговорила она на айнонийском.
– Что?
Она заморгала, все еще в замешательстве.
– Шпион… Сомандутта… Он… Шпион.
– Что? Что ты имеешь в виду? – переспросил Акхеймион, пытаясь собраться с мыслями.
Мимара, будучи наследной принцессой, без сомнения, получила пространные познания касательно шпионов-перевертышей Консульта: какое обличье они были склонны принимать и как могли себя обнаружить.
Она, возможно, знает больше него об этих существах.
– Когда напали шранки, – продолжила она еле слышно, глядя на нильнамешского аристократа, стоявшего среди других. – И раньше… Как он двигался…
Мимара обернулась к чародею со взглядом, преисполненным абсолютной женской уверенности, пронизывающей все существо, подобно болезни или голоду.
– Он сделал что-то невероятное, Акка.
Полузабытые страсти охватили его. Азарт и позор Первой Священной Войны. Образы давних врагов и прежних кошмаров.
– Сома… – позвал старик срывающимся голосом, повернувшись к нильнамешцу.
– Он спас мне жизнь, – пробормотала она, стоя подле него в полном замешательстве, как и сам Друз. – Раскрылся, чтобы спасти меня…
– Сома! – позвал Акхеймион еще раз.
Тот, бросив на него взгляд через плечо, повернулся к остальным, явно шептавшимся о нем. Конгер. Поквас. Акхеймион заморгал, внезапно почувствовав себя очень слабым и старым. Консульт? Здесь?
Все это время.
– Раскрылся, чтобы спасти меня…
Но растерянность его не была настолько всепоглощающей, чтобы забыть о главном, приведя его в состояние тревожной сосредоточенности.
– Сомандутта! Я к тебе обращаюсь!
Смуглолицый аристократ обернулся к нему с учтивой улыбкой…
Тайное слово на одайнийском слетело с уст старого чародея – Заклинание Потрясения.
Без предупреждения Сомандутта перепрыгнул через головы скальперов, которые проводили его испуганными взглядами и возгласами. С ловкостью акробата перевернулся в воздухе и приземлился, похожий на разъяренного краба. Он успел пролететь две трети внутреннего двора, пока Акхеймион довершил заклинание. И перепрыгнул через разрушенную стену, когда Слово начало крушить камни и скрепляющий их цемент.
Все в полном непонимании взирали на это с побледневшими лицами.
– Пусть это будет предупреждением! – захихикал Сарл. Он обернулся к Ущербам, словно они были невоспитанными родственниками, которым необходимо преподать урок этикета. – Стерегитесь красавчиков, ребята!
Он по-прежнему хитро взглянул на Акхеймиона, и все спокойствие колдуна улетучилось окончательно.
– То, что не выпотрошил Капитан, взорвет Схоласт!
Легли спать под открытым небом, не дожидаясь заката.
И так поступить показалось верным, когда все было не так, как следовало. Биться с людьми, а не со шранками. Обрести убежище в павшей крепости. Обнаружить шпиона в своих рядах и ни словом не обмолвиться об этом.
