— А дома?
— У меня есть три собаки. Одна — чистокровный кобель колли по кличке Брюс. Две — вот эти подобранные. Кроме этого, у меня сибирский киборг в совладении и ее дочка от Брюса. Ну и та живность, которая живет на Сонно, — небольшой зверинец, два десятка охотничьих псов, несколько кошек, лошади, попугай, семейство черных ворон, ручная чернобурая лисица, выводок соболей… Ах да. Еще индейская красная кобыла с жеребенком, но они не мои. Хотя и признают меня, особенно жеребчик. Формально они принадлежат моему боссу, в доме которого я живу согласно условиям рабочего контракта. Но он сам ездит верхом чрезвычайно редко, я чаще.
— Вы не оставили занятия верховой ездой? Приятно слышать, что эльдорадские уроки пошли вам на пользу.
— Доктор Вальдес, в Эльдорадо я думала не о том, как научиться правильно ездить верхом, а о том, как замаскировать свои навыки.
Он опустил глаза и решил переменить тему.
— У вас еще и босс есть? Вы же служите в армии.
— Нет. Я давно не служу. Иногда меня приглашают для отдельных миссий.
— Зачем вам вообще работать? Вы же знатная дама.
— Разве знатная дама обязана быть бездельницей?
— Неужели вам мало светских обязанностей?
— Как и многие принцессы, я редко появляюсь в свете.
— Вы могли бы заняться политикой.
— К которой не чувствую призвания.
— В конце концов, у вас маленький сын!
— Доктор Вальдес, вы уже дали мне столько советов. Позвольте и мне посоветовать вам?
Займитесь своей женой. Она страдает от недостатка вашего внимания.
Он молчал. Молчал и смотрел на мои губы.
— Вы очень несчастны. И в работе ищете утешения, забвения от своего несчастья.
Я рассмеялась и встала:
— С вашего разрешения, если вам не нужен переводчик прямо сейчас, я пойду в дом.
— Вы обиделись. Потому что я сказал правду и вас это задело.
Я покачала головой и ушла.
В гостиной терпеливо ждала Веста. Жестом она позвала меня на кухню и заговорила шепотом:
— Мария с утра была веселая, даже шутила. Снова ходила в церковь. Спросила меня про гимнастику, потом — католичка ли я. Я ответила, что принадлежу к Церкви Евы, она кивнула и поблагодарила.
— Стоп. На каком языке вы говорили?
— В том-то и дело, что на федеральном. Она прекрасно говорит. Потом спросила, знаю ли я испанский, мол, здесь весь персонал подготовленный, она бы не удивилась. Я ответила, что это мой родной язык, я родилась в Эльдорадо. Она улыбнулась и пошла пить чай с семьей.
— Чай, — повторила я.
— Вот именно. Вся семья попросила кофе, а она — чай. Сказала, что хочет привыкнуть к местным обычаям. Это она сказала уже по-испански, для семьи.
— Так, — сказала я. — Ты не догадалась проследить за ней в церкви?
— Ну как это не догадалась? Было много народу, она сидела на второй скамье. Между двумя женщинами. Одна — местная, живет через коттедж отсюда. Вторую никто не знает.
— Между собой говорили?
— Да, Мария говорила и с той, и с другой.
— Проверяйте местную.
— Уже. Католичка, но ее прислуга — евитка. Из новых. Ни в чем не замечена, посвящена недавно. Могу с ней поговорить.
— Поговори. И вот что: у Марии есть молитвенник? Бумажный?
— Она с ним не расстается.
— Совсем? — Что-то кольнуло меня между лопатками, и я, не поворачиваясь, шагнула в сторону, рука нащупала чайник, коробку с чаем… Веста сообразила, мигом достала чашки. Я успела налить воду, Веста налила сливки в молочник. — И что дальше было? — спросила я по-испански.
— А дальше сеньора Барка приходит ко мне с двумя слугами, и я выпрыгнула из окна второго этажа! — Веста поняла меня с полуслова и ответила тоже на испанском. — Потому что я сама за пять минут до этого узнала, что Мануэла привезла в ту же церковь девчонку Санчесов! Ну и что мне было
