Вечером она уже готова была обо всем рассказать Роберту. Начала она с разговора о лошадях, и все шло прекрасно, но стоило ей упомянуть имя Эрика, как атмосфера в комнате изменилась, а Роберт внезапно вспомнил, что ему необходимо сделать несколько важных звонков.
Анника осталась сидеть в гостиной, глядя на огонь в камине – за минуту до этого он уютно потрескивал, теперь же вызывал у нее мысли о пожаре и всепоглощающих языках пламени.
Возможно, отношение Эрика к животным стало косвенной причиной тому, что недели через две у Анники появился новый друг. Рыжая кошка, жившая при конюшне, устроила себе дом под ступеням парадного крыльца особняка. Наступил декабрь, день ото дня становилось все холоднее, и Анника попробовала заманить кошку внутрь, но та упрямо оставалась на облюбованном месте. Анника подстелила ей тряпку и каждый день ставила у крыльца блюдце молока, которое кошка с удовольствием лакала.
Анника мучительно соображала, как и когда сообщить Роберту о своем состоянии. Ей хотелось рассказать ему обо всем до того, как станет заметно. Она вспоминала их единственный разговор о детях, и не только его слова, но и выражение невероятного облегчения, когда она созналась, что ни при каких обстоятельствах не может забеременеть.
Конечно, следовало поскорее открыть все карты, чтобы Роберт мог высказать свое мнение. Но, возможно, именно потому она и тянула. Хотелось как можно дольше не знать, каково оно, это мнение.
По-настоящему скверно ей было от того, что она не просто умалчивала: нет, она обманывала мужа, притворяясь, будто у нее до сих пор приходят месячные, использовала прокладки и воздерживалась от секса во время этих воображаемых критических дней.
А недели шли.
В январе нашлось объяснение странному поведению кошки. Как и Анника, она была в интересном положении. Живот у нее округлялся с каждым днем сильнее, а к февралю стал просто необъятным. Судя по всему, там готовился к появлению на свет немалый выводок.
Анника начала замечать первые изменения собственного тела, и состояние кошки ее очень заботило. С помощью удлинителя она установила под крыльцо обогреватель, а подстилку утеплила старым одеялом.
Роберт застал ее за работой, когда она устраивала гнездо для кошки – стояла на четвереньках, пытаясь сделать темный, холодный закуток хоть немного уютнее. Муж погладил ее по спине.
– Ты, я смотрю, не на шутку привязалась к этой киске? – спросил он.
Прежде чем Анника успела обдумать и взвесить ответ, у нее вырвалось:
– Мы с ней сестры по несчастью и должны держаться вместе.
Роберт в недоумении наклонил голову набок:
– Что ты хочешь сказать?
Анника выбралась из-под крыльца и прямо посмотрела на Роберта, который все еще выглядел озадаченным.
– Я хочу сказать… кошка и я – мы обе… Роберт, я беременна.
Роберт судорожно приоткрыл рот, закрыл, снова открыл, чтобы что-то сказать, но Анника его опередила.
– Я помню, что сказала тебе тогда, и никто не понимает, как это могло произойти. Это было невозможно, но вот, приехали – я жду ребенка.
– А когда…
– Четырнадцать недель.
– Нет, – сказал Роберт. – Я имел в виду, когда ты об этом узнала?
Ей хотелось солгать, но было бы непросто объяснить историю с выдуманными критическими днями и замалчиванием, поэтому она сказала правду. Роберт слушал, стоя на коленях на замерзшей земле. Он низко склонил голову, словно ожидая, когда на шею опустится топор палача.
Громко мурлыкала кошка, устраиваясь на новом месте. Роберт поднял голову, заглянул Аннике в глаза и сказал: «Ты должна от него избавиться».
– Но почему, Роберт? Это…
– Послушай меня. Ты должна от него избавиться. Ты еще кому-нибудь сообщала?
– Нет, хотела подождать, пока не поговорю с тобой. Но ты…
– Анника, избавься от него. – Роберт поднялся на ноги, отряхнул землю с брючин. – Не надо это обсуждать, здесь не о чем говорить. Избавься от беременности.
С этим словами он отвернулся от нее и пошел в дом. Анника осталась сидеть, глядя на кошку, толстую и безмятежную в своем удобном убежище. Ей-то никто не велел избавляться от детей. Но, правда, у нее и мужа нет. Пятнадцать лет Анника жила с постоянным ощущением собственной неполноценности, чувствуя себя в каком-то смысле ущербной: женщиной, неспособной исполнить свое главное предназначение. Теперь все изменилось.
Что поделаешь. Раз так, выбирать будет она.
В последующие несколько дней они почти не общались между собой. Роберт по телефону записал Аннику на прием, но когда он уже был готов отвезти жену в клинику, она отказалась ехать. Он настаивал на своем, сердился, но не объяснял причин, только повторял как заведенный, что она просто должна избавиться от беременности.
