Взволнованно ломая руки, Леони встала и подошла к окну. Юки до сих пор не появилась. Отвернувшись от окна, Леони увидела, что Даниэль, которую неожиданно сморила усталость, уснула прямо в коляске. В последнее время такое с ней случалось все чаще.
– Простите, – повторила Леони и выскользнула из дому. Вскоре раздался шум мотора – она уехала.
Юки вернулась домой только к шести часам. Я услышал, как ее автомобиль въезжает на стоянку, когда готовил ужин. Я счел, что нужно рассказать ей про приезд Леони, и после того, как мы поели и Даниэль устроилась перед телевизором, спустился к коттеджу и постучал в дверь. Шторы были задернуты, свет включен, так что Юки определенно находилась дома, но на стук никто не отозвался. Возможно, она не слышала. Я постучал громче, но ответа по- прежнему не было. Тогда я обошел коттедж и негромко стукнул в окно гостиной. Почти сразу же занавеску отдернули, и передо мной возникло лицо Юки с почерневшими, словно от ярости, глазами. Потом выражение ее лица изменилось, я понял, что она узнала меня и показала, чтобы я подошел к входу. Юки, которая открыла мне дверь, улыбалась с наигранной скромностью, но я не мог отделаться от ощущения, что передо мной лишь маска, скрывающая истинные мысли. Шелковое кимоно нежного персикового цвета вилось вокруг ее щиколоток, а по плечам рассыпались черные волосы. Куда только девался западный шик ее дизайнерских нарядов, сейчас она обратилась к более древнему архетипу.
– Вы что-то хотели мне сказать?
Я вкратце пересказал ей все, что мы услышали в тот день от Леони. Юки слушала бесстрастно, с застывшей, как маска, улыбкой на губах. Потом она сказала:
– Это неважно, я все равно забираю Ли из Спрингфилда. Дурацкая школа, и он ее ненавидит. Думаю, мы поедем домой, в Японию.
– Когда?
– Скоро. Очень скоро.
Я напомнил, что меня, как домовладельца, она должна за месяц известить об отъезде.
– Все будет в порядке, – заверила она беспечным тоном. Ее безразличие выводило меня из терпения. Мне захотелось во что бы то ни стало сбить с нее маску.
– А как же Джастин? – спросил я. – Вы ему сказали о своем отъезде?
На краткий миг я заметил на ее лице удивление. Вот я и сломал твою маску, подумал я. Но тут она начала хохотать, тем самым визгливо-пронзительным смехом, который и на смех-то не было похож. Ее рот был широко раскрыт, позволяя видеть ее мелкие острые зубы совершенной формы и ярко-алое нёбо. Хохот все продолжался, пока, почувствовав, что это становится невыносимым, я не вышел вон. Уже стемнело, в чистом ночном небе висела полная луна. Юки перестала смеяться, и больше я ничего не слышал, кроме тихого писка в водосточном желобе коттеджа. Там, почти на углу дома, висело нечто, похожее на черный кожаный мешок. Некоторое время я вглядывался, не решаясь подойти поближе и тем более потрогать его. По слабому подрагиванию я понял, что передо мной живое существо, и тут нижняя часть мешка приподнялась. Я увидел голову. Это была летучая мышь, теперь у меня не осталось в этом сомнений. Они устраивались на ночевку у нас на крыше, и я симпатизировал этим зверькам. Но та, что висела здесь, была намного крупнее привычных нам нетопырей. Вот-вот станет видна ее темно-бурая курносая мордочка с выпуклыми черными глазами. Я хотел уйти, но не мог. Наконец, я увидел ее морду. Она была вовсе не темной, а, наоборот, белой, почти как маска, почти как человеческое лицо, но черные глаза светились бессмысленной, дикой ненавистью.
Как только я добрался до дому, Даниэль попросила ее уложить. Обязанности сиделки помогли мне отвлечься от происшествий этой ночи, забыть о ее странной жути. Я даже почти поверил, что стал жертвой обмана чувств или розыгрыша. Наутро я позвонил в агентство Карен и попросил уладить все с отъездом Юки. Сам я решил держаться от японки подальше. Прошло несколько дней, и за это время я, к большому своему облегчению, ни разу не встретился ни с Юки, ни с Ли, ни с Джастином.
Я живу в тихом уголке тихого небольшого городка в тихой части Суффолка. Ночи здесь обычно почти бесшумные, разве что иногда прокричит сова или затявкает лисица. Та ночь, через пять дней после последнего моего разговора с Юки, тоже была тихой и спокойной. Луна в безоблачном небе только-только пошла на убыль. Мы с Даниэль оба рано легли. С тех пор как она заболела, мы занимали разные спальни: так было удобнее нам обоим. Ее комната располагалась в передней части дома, а моя в тыльной, ближе к коттеджу Юки.
Около трех часов ночи я проснулся от шума, который спросонья принял за гром. Но за ним не последовало дождя. Звук повторялся ритмично, будто кто-то бил в барабан. Такое предположение казалось еще более абсурдным. Но шум не утихал: он мне не приснился.
Я встал, набросил халат, сунул ноги в тапки. В гостиной потревоженная Лаура то бегала, то принималась терзать когтями ковер. Я выглянул в окно. У дверей коттеджа с трудом можно было различить темную фигуру, колотящую в дверь. За плотно закрытыми шторами загорелся слабый свет. Человек у дверей продолжал барабанить. Это становилось невыносимым.
Взяв фонарик, я выскочил из дома и побежал вниз, к коттеджу. Луч фонаря осветил лицо Джастина. Это он, стоя перед дверью, дубасил по ней кулаками. На художнике лица не было. Черные тени залегли вокруг глаз, рот был искажен гримасой боли и отчаяния. Он был похож на душу грешника в аду.
Увидев меня, он не остановился. Бросил на меня косой, полный страдания взгляд и снова принялся колотить в дверь, как будто должен был выполнять эту обязанность несмотря ни на что.
