Закопайте Эльминстера поглубже

Мэншун уже видел, как такое происходит с глазами волшебников, когда следил за пытками тэянцев: конец Саррака был блзок.

— Мэншун, — неожиданно промямлил обречённый маг. Пот тек по нему ручьями, глаза превратились в две тёмные пропасти. — Ты живёшь, чтобы убить его. Ты пылаешь желанием его убить. Это Мэншун из легенд? Почему ты так его ненавидишь?

— Пытаешься купить себе время и небольшое облегчение от боли, — раздался спокойный ответ, — но я скажу тебе, Саррак из Западных Врат. Лишь одного человека я ненавижу сильнее Мэншуна — если он и в самом деле человек или когда–то был таковым. Эльминстера, Мудреца из Долины Теней.

— Почему… почему так?

— Я была любовницей и ученицей Мэншуна. Как и моя мать. И двое моих сестёр. Ох, он был восхитительным зверем; когда он смотрел в твои глаза, ты готова была ради него на всё.

Госпожа призраков сделала шаг к волшебнику на полу.

— Он приказал им напасть на Эльминстера и прикончить его, и в битве со Старым Магом — Мэншун ради развлечения наблюдал за ней издалека, не оказывая им никакой помощи — Эльминстер убил моих родных. Я была самой молодой, любимицей Мэншуна. Меня он придержал. Думаю, он знал, что посылает их на смерть.

Женщина сделала ещё шаг вперёд, её голос стал чуть громче.

— Я была в ярости, и в своей скорби обратилась против Мэншуна, не в силах поверить, что он ничего для них не сделал. Он оставил мне это.

Она распахнула свою тёмную курточку.

Между обнажившихся белых грудей торчал окровавленный кончик кинжала.

Такая рана должна была стать смертельной. Кровь казалась свежей и влажной.

— Он оставил меня умирать, не зная о проклятии, которое сохранило мне жизнь. Это проклятие ранее наложил на меня Эльминстер, чтобы уберечь от «убийственной жестокости» Мэншуна, как он мне сказал — хотя на самом деле хотел обзавестись шпионом, которого владыка Зентарима не сможет убить; чтобы, когда Мэншун наконец падёт, Эльминстер мог разграбить мой разум и узнать обо всех деяниях, сокровищах и секретах своего врага.

Её голос превратился в свирепый рык.

— Он использовал меня. Оба меня использовали. Оба умрут!

Госпожа призраков сделала быстрый, сложный жест — и голова Саррака взорвалась, как гнилой фрукт. Женщина отвернулась.

— Намного более медленно и мучительно, чем я позволила продлиться твоим страданиям, волшебник из Западных Врат. Но, в конце концов, твоим единственным преступлением была работа не на того человека. Преступлением, которое я сама совершила дважды.

На глазах Айронхэнда, не смевшего пошевелиться, чтобы не издать случайно звука, который могла бы услышать госпожа призраков, она обошла разные места в покоях лорда Харкулдрагона и собрала спрятанные волшебные предметы.

— Спасибо, Саррак, — сказала она безголовому телу. — Полный набор и способ забрать их, не подвергая себя опасности. Ты сэкономил мне кучу времени.

Айронхэнд услышал, как она уходит, пересекая этаж и спускаясь по лестнице.

Он выждал ещё долгое время, прежде чем осмелился пошевелиться и сбежать.

Мэншун даже не заметил. Он был слишком занят, потрясённо уставившись в окружающий его кресло мрак.

— Симмарра, — прошептал он. — Неужели это последняя пощёчина, которую отвесила мне погибшая Мистра? Сколько тебе известно обо мне сейчас, Симмарра? Ты выслеживаешь меня здесь, в Сюзейле, значит что–то знаешь… ох, да побери это всё Бэйн! Что мне делать теперь?

* * *

Эльминстер медленно проснулся, чувствуя теплоту любящих объятий. Ах, Алассра, наконец–то…

Нет. Это… руки Шторм обнимали его, её голое тело прижималось к нему. Они вдвоём лежали на кровати, и на нём были только штаны и трусы Эпплкрауна.

Он поднялся на локоть, и она шевельнулась во сне, затем, довольная, снова прижалась к нему, прислонившись щекой к его груди.

Хмм. К юной, гладкой и мускулистой груди Эпплкрауна и плоскому животу под ней. Ничего сравнимого с его округлым великолепием, разумеется…

Мистра, как же она была красива! Солнце стояло высоко — стларн, был почти полдень! — и бросало сквозь окно свои копья, раскрашивая тело Шторм ярким золотом. Её серебряные локоны медленно и лениво извивались от собственного чувственного удовольствия.

Такая красота.

Он возбудился, когда пошевелился под ней, а Шторм замурчала и прижалась к нему во сне. Возбудился, да — разве не должен был?

Ну, она ведь была его другом, и около семи сотен лет назад он растил её, как свою дочь. Она была его спутницей, его сестрой по мечу, а не его любовницей… любовницей — никогда…

Глаза Шторм открылись. Она уставилась на него над его голой грудью, её нос почти казался пряжки его пояса, и улыбнулась медленной, долгой