– Боги нас прокляли! – заорал Амон. – Предали! Использовали! И ради чего? Чтобы остановить бедствие, которое сами допустили. Сколько еще они будут нами играть?
Я закусила губу. Похоже, знание о тайных мотивах богов, которые стремились защитить принцев от развоплощения, было еще более сокровенным, чем я полагала. Око и вправду открыло доктору Хассану очень многое. Я ощутила укол ревности, что мне не выпала такая удача.
Как хорошо было бы задать любой вопрос и сразу получить на него ответ! Я украдкой взглянула на археолога, и тот едва заметно качнул головой. По какой-то причине он не хотел делиться с братьями этими сведениями. Я решила не спорить и расспросить его позже.
– Братья, – продолжил Амон, – мы согласились на эту службу, чтобы почтить родителей, которые давно мертвы. Мы тысячелетиями защищаем мир – но теперь мир боится нас или, что еще хуже, даже не помнит. Мы существуем – но разве это жизнь? Мы исполняем свой долг, но в нем больше нет радости – по крайней мере, для меня. Я не отберу у Лилии драгоценную возможность жить и быть смертной. Она заслуживает большего. Я не позволю лишить ее того, чего лишили нас.
В комнате воцарилась тишина. Амоз встал и положил руку Амону на плечо.
– Да будет так. Мы уважаем твое решение.
– Но… – начал было Астен, однако запнулся, когда Амон поднял голову. – Мы уважаем твое решение, – наконец повторил он печально.
– Хорошо, – ответил Амон. – Пора с этим заканчивать. Доктор Хассан?
Визирь торопливо подскочил к принцу.
– Отвезите нас в аэропорт.
– Да, господин.
На этот раз Амон не воспротивился такому обращению.
Мы в считаные минуты собрали свои скудные пожитки и сели в такси. На горизонте занимался рассвет. Когда мы прибыли, доктор Хассан купил для братьев три билета на автобус до пирамид Гизы и сказал, что присоединится к ним при первой возможности.
Амоз и Астен крепко обняли меня на прощание и с теплотой пожелали удачи в жизни. Амон лишь сжал мои плечи и запечатлел на щеке братский поцелуй.
– В добрый путь, Лилия, – сказал он сухо.
– И это все, на что ты способен? – съязвила я, несмотря на подступающие слезы.
Парень не понял моего вопроса – или не захотел понять.
– Я сделаю все возможное, чтобы в тебе не нуждаться, – ответил он.
Я молча кивнула. Пока я раздумывала, как задержать его еще хоть на секунду, Амон поднялся в автобус. Амоз с Астеном помахали мне рукой из окна, но Амон, сидевший между ними, смотрел строго перед собой. На лице его застыло непонятное выражение. Я больше не чувствовала его эмоций и решила, что он, должно быть, окончательно разорвал нашу связь – с такой же легкостью, с какой вышвырнул меня из своей жизни.
Наконец автобус тронулся с места и исчез за углом. Я глубоко вздохнула и повернулась к доктору Хассану.
– Ладно. Думаю, сперва надо позвонить моим родителям.
– В этом нет необходимости.
– Нет? – растерялась я. – Но они должны знать, что я в порядке. И без документов мне отсюда не выбраться.
– Да-да. Мы обязательно им позвоним, только не сегодня.
– Почему?
В глазах доктора Хассана вспыхнули искры.
– Потому что пока вы нужны нам здесь, мисс Лилиана Янг. Следуйте за мной, – и он принялся оглядываться по сторонам, пока не заметил над головой какой-то указатель. – Ага. То, что надо.
Археолог торопливо протолкался через поток туристов и направился к стойке экскурсионного бюро.
– Куда мы направляемся? – спросила я, когда он закончил говорить с агентом на египетском.
– К пирамидам.
– Что?!
Осаар прекратил копаться в кошельке и обернулся ко мне.
– Амон может сколько угодно твердить, что ваше присутствие на церемонии необязательно, но мы с Астеном уверены, что судьба Египта – если не всего мира – в ваших руках. И теперь я должен задать один вопрос: чем вы готовы пожертвовать ради спасения Амона?
На свете было не так много людей, ради которых я бы все бросила.
Люди, которых я рисовала в своих блокнотах, были отчаянно, безрассудно влюблены. Это читалось в их глазах. Они бы, не раздумывая, умерли друг за друга – и прошли через самую сокрушительную боль, лишь бы не допустить страданий любимого.
В моей жизни недоставало глубоких привязанностей. Если не считать бабушку, в мире вряд ли нашелся бы хоть один человек, готовый пожертвовать
