Хм. Какой он бывает милый. По крайней мере, с котами. Не с девушками.
– Я подумал, надо сцапать и на мелкие кусочки раздражительные колыхания, – меланхолично заметил кот. – Эх, проголодался. Кушать, кушать дайте!
– Все сегодня не задалось, – жалобно сказала Мелисса. – Торт свалился, платье порвали, жениха вот теперь забрали… А меня, может, вообще…
– Ну, вы же сами это все устроили, – проговорил Бондин сдержанно.
Ах ты, Крыса! Опять на жалость разводишь!
А та продолжала плаксиво:
– Я думала, это будет лучший день в моей жизни!
Да ты ведь этот день у меня украсть хотела! Стерва, кот абсолютно прав!
– Куша-ать! К крысам стервины слезы! – протянул кот настойчиво. – Куша-ать!
Я придвинулась к окну и осторожно заглянула одним глазком в комнату. Бондин держал кота на руках, поглаживал его голову пальцами.
– Кажется, он голодный, – сказал Бондин с усмешкой.
– Ты моя умница, – одобрительно сказал кот.
Бондин надел очки.
– Кушать, – коротко сказал кот.
– Я угадал, – сказал Бондин. И спросил суховато: – Мелисса Сигизмундовна, вы еще что-нибудь имеете сообщить мне?
Похоже, на ее жалобы он не повелся. Молодец.
– Нет, – сказала Мелисса.
– Ну, тогда вернемся к остальным. А если у вас еще будут ко мне вопросы или сообщения, я готов выслушать. И помочь, чем смогу. – И он наклонился к коту: – Ну, пойдем, рыжий.
– Пойдем, рыжий, – эхом отозвался кот.
Бондин рассмеялся.
– Сейчас, – сказал он, – только выключу запись.
Послышалось тихое звяканье. Надеюсь, мой шепот на записи не будет слышен! Не должен бы, я ведь снаружи стояла, далеко.
Бондин сказал:
– Вам придется повторить все, что вы мне только что рассказали, при Далии Георгиевне, чтобы я мог ее арестовать.
– При Далии Георгиевне! – ужаснулась Мелисса. – А запись тогда зачем?
– Ну, запись не может служить доказательством сама по себе. Она мне нужна для систематизации фактов.
– Но… повторять перед Далией Георгиевной… – пролепетала Мелисса.
Ой, они же сейчас в гостиную вернутся! И если я зайду с улицы, они тут же догадаются, что я могла подслушивать под окном!
Я быстро и бесшумно отступила от окна, а потом припустила во всю прыть в дом.
Вбежала в полутемную гостиную, освещенную только светом двух бра у стены, возле которой я до этого сидела. Над диванной спинкой виднелись две головы, и эти головы вовсю целовались.
Я промчалась мимо и шлепнулась в кресло под бра. Схватила журнал со стола, закрылась им и громко кашлянула. В это же время далеко в глубине дома послышался звук открывающейся двери, потом раздались шаги и голоса Мелиссы и Бондина.
– Вика? – раздался голос Орхидеи. – Ты давно здесь?
– Всегда здесь сидела, – как ни в чем не бывало ответила я, опуская журнал.
– Да? – конфузливо сказала Орхидея.
В этот момент в гостиную вошли Мелисса и Бондин с котом на руках.
– Разве ты не выходила? – Орхидея продолжала смущаться и, видимо, из-за этого никак не могла перестать меня допрашивать. – А мы тебя не видели.
– Еще бы, – сказала я. – Вы были так заняты… Игрой.
– Да, игра действительно очень… – пробормотал Николай. – Очень.
– Да, очень, – повторила за ним Орхидея.
Бондин поглядел на меня из-за стекол очков с подозрением – будто обо всем догадался. Да ну его. Вечно делает вид, что в курсе всего. Знаем мы его приемчики!
Бондин сказал, обращаясь скорее к Орхидее, чем ко мне:
– Кто-нибудь может наколдовать чего-нибудь съестного для голодного животного?
– Мя-я-у, – сказал кот.
