или позволила бы работать в храме, если бы думала, что Невио опасен. И наверняка, узнав, что он сирениус, она бы тут же переселила нас с Бэй в другое место.
А вдруг в ту ночь мама пришла к Майре, чтобы рассказать ей об этом? Что, если она узнала тайну Невио?
Страх разоблачения – вполне достаточная причина для убийства.
Судя по выражению лица Тру, наши с ним мысли текут в одном направлении.
– Трудно сказать, – говорю я. – Если даже мама что-то и узнала, то не успела рассказать мне об этом.
– Интересно, а другие жрецы догадываются, кто он? – задает Тру следующий вопрос.
– Нет, конечно. Ведь предполагается – и моя мама всегда это подчеркивала, – что люди должны приходить в храм исключительно по своей доброй воле. А если Верховным Жрецом станет сирениус, он начнет манипулировать чувствами прихожан.
Хотя наверняка среди жрецов далеко не все такие, как наша покойная мама, вполне могут найтись и те, кто предан Невио.
– Как ты думаешь, а в Совете знают? – спрашиваю я Тру. – Может, нам следует рассказать им?
– Не уверен, – говорит он. – Возможно, именно поэтому члены Совета и захотели, чтобы Невио стал Верховным Жрецом. – Тру качает головой. – Чем больше мы узнаём, тем запутаннее все становится. Получается, что никому верить нельзя.
– Но хоть мне-то ты веришь?
– Да, – кивает Тру. – Тебе верю.
Он смотрит мне в глаза – взгляд напряженный, губы плотно сжаты. Впервые со времени нашего знакомства я с трудом могу назвать его лицо добрым, в эту секунду оно становится очень спокойным, холодным и даже замкнутым.
С рынка мы возвращаемся молча. Я слушаю, как переговариваются и смеются люди, и пытаюсь уловить в паузах дыхание Атлантии.
Проходя мимо палатки Кары, мы замечаем кучку людей, которые собрались посмотреть на кольцо моей мамы.
– Не волнуйся, – говорит Тру. – Мы обязательно вернем его.
Я снова чувствую себя виноватой. Тру даже не подозревает, что я откладываю деньги вовсе не на кольцо, а на баллон с воздухом.
Он не знает, что я собираюсь оставить его.
Какая-то женщина платит Каре, чтобы та позволила ее маленькой дочери прикоснуться к кольцу Океании. Я начинаю нервничать. Вдруг девочка уронит кольцо? Или вдруг ее мать мошенница и собирается подменить украшение?
Но потом я вижу, с каким благоговением малышка дотрагивается до реликвии.
– Может, не так уж и плохо, если кольцо побудет здесь какое-то время, – говорю я Тру. – Оно не дает людям забыть о моей маме.
И тут мне в голову приходит интересная мысль: а что, если Бэй с Фэном ради этого и продали мамино украшение? Ведь если бы кольцо осталось у нас, оно бы не могло послужить этой цели.
Или же сестренке нужны были деньги, чтобы помочь мне?
Скорее всего, и то и другое.
От облегчения у меня на глаза наворачиваются слезы. Я еще знаю Бэй и по-прежнему способна понять логику ее поступков. Пусть не до конца, но все-таки.
– Раз уж мы заговорили о секретах, признаюсь: у меня тоже есть один, – говорит Тру.
– Да ну? И какой же?
– Я невосприимчив к сиренам, у меня врожденный иммунитет. Но это почти никому не известно. Об этом знают только мой отец и Фэн. Ну а теперь вот и ты тоже.
Мне следовало бы догадаться. Тру улыбчивый, у него ласковый взгляд, но есть в нем что-то несгибаемое. Это нельзя ни отнять, ни изменить. Любопытно: сможет ли Тру противостоять мне, если я заговорю с ним своим настоящим голосом? Но я тут же отгоняю шальную мысль и вместо этого беспечно говорю:
– Ну, значит, в один прекрасный день ты сможешь стать Верховным Жрецом.
Обычно мои попытки пошутить занудным голосом проваливаются, но Тру улыбается.
– Боюсь, этого будет маловато, – отвечает он. – Знаешь, какая там у них конкуренция!
Мой друг весело смеется, а потом вновь становится серьезным:
– Любому, кто неуязвим для сирен, следует в обязательном порядке сообщить о своем иммунитете Совету, но я этого не сделал.
– Почему? – спрашиваю я.
– Мама считала, что о таких вещах лучше помалкивать, – говорит Тру. – Отец не возражал, потому что очень любил маму. А когда она умерла, было уже слишком поздно. Наверняка в Совете бы поинтересовались, почему мы так долго держали это в тайне.
Как же много в Атлантии секретов. Может, именно это и привлекло меня в Тру: я подсознательно чувствовала, что этот парень что-то скрывает. Мы с ним товарищи по несчастью, хотя, конечно, его тайна и не такая опасная, как моя собственная.
