больших дисков чеканного золота, каждый достоинством в сотню монет.
– Где ты это взял? – спрашиваю я.
– Благодаря твоим заплывам люди стали проявлять огромный интерес к моим рыбкам, – объясняет Тру. – Как говорится, спрос превышает предложение. Но это я отложил специально для тебя, и теперь ты можешь выкупить кольцо. Прямо сейчас. И отменить сегодняшнее выступление.
Я прикидываю в уме: эти деньги, а также те, которые оставила мне Бэй, да плюс еще то, что я успела заработать на дорожках, – сумма получается приличная, я вполне смогу купить баллон с воздухом. Тру прав. Если бы все упиралось в деньги, вполне можно было бы отменить сегодняшнее выступление.
Но мне нужно тренироваться. Необходимо усложнить программу и больше времени провести под водой.
А ведь Тру даже не подозревает, что я делаю все это не ради кольца.
– На эти деньги ты мог бы купить палатку на рынке, – говорю я. – Или запастись материалами для производства рыбок.
– Я хочу, чтобы ты их взяла. Пожалуйста.
– Почему ты это делаешь? Мы же все как следует заранее просчитали и убедились: никакого риска нет.
– А что, если случится нечто непредвиденное? Вдруг слишком много угрей тебя ужалят? Или замки подведут, а я вовремя не успею прийти тебе на подмогу?
– У нас все получится, – говорю я.
Свет пробивается через жалюзи, как бы я хотела, чтобы это был свет с поверхности океана.
А еще я бы очень хотела рассказать Тру правду о том, что должна сбежать из Атлантии. И было бы здорово заговорить с ним своим настоящим голосом. Но я помню, какое было лицо у Джастуса в храме в тот день, когда ушла Бэй. Я не могу открыться Тру. Не хочу, чтобы он смотрел на меня другими глазами.
– Ты не можешь знать наверняка, – возражает он.
– Я знаю.
– Неужели ты все равно поплывешь? – удивляется Тру. – Даже сейчас, когда деньги больше не проблема?
– Да.
– Рио, – говорит Тру.
Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах злость и боль; присущие моему другу оптимизм и смешливость исчезли без следа. Он хочет что-то сказать мне и в то же время отчаянно борется с этим желанием. Что бы это ни было, Тру знает: его слова могут что-то серьезно изменить или даже вообще все погубить.
– Что такое? – спрашиваю я. – Ты что-то хотел мне сказать, Тру? Я слушаю тебя. – Я произношу это шепотом, потому что если заговорю сейчас громче, то выдам себя.
Тру в ответ лишь качает головой и опускается на колени. Я тоже опускаюсь на колени рядом с ним, а он проводит пальцами по монетам в ведре. Я доверяю его рукам. Доверяю его сердцу. Я хочу, чтобы он ко мне прикоснулся. Тру опасен для меня.
Он слишком много знает. Никто не знает меня так хорошо, как он, потому что близкие оставили меня. Сначала мама, а потом Бэй.
– Извини, но я не собираюсь менять свои планы, – говорю я и стараюсь, чтобы мой голос звучал как обычно, то есть равнодушно и неискренне.
Это причиняет боль нам обоим.
Я знала, что так будет.
– А я не собираюсь в этом участвовать, – заявляет Тру. – Не стану объявлять тебя сегодня. Но ты можешь все забрать, Рио. Замки и ключи. Рыбок и угрей. И монеты тоже.
– Спасибо. Ты будешь на трибуне?
Я хочу увидеть его еще один раз. Ничего в своей жизни я не хотела так сильно, если не считать желания найти сестру и сбежать Наверх. Это трудно выразить словами.
– Я не собираюсь в этом участвовать, – повторяет Тру.
– Ты уже в этом участвуешь, – говорю я.
– К сожалению. – И с этими словами Тру разворачивается и уходит. Он уходит быстро, потому что идет налегке. Он все оставил мне.
На меня падают полоски света, а я стою и отчаянно душу в себе слезы. Плакать опасно. Слезы о многом могут рассказать. У меня есть все, что мне нужно: рыбки и замки, костюм и ключ. У меня есть орден. И у меня есть деньги: в ведре монеты Тру, а в сумке с кислородной маской – остальные.
Я потрачу их прямо сейчас. Куплю баллон с воздухом и отнесу его в свою комнату при храме. И все – я готова к побегу, останется только подождать, когда кто-нибудь умрет.
Я понимаю, что это неправильно, но все равно надеюсь, что ждать придется недолго.
Меня больше ничего не держит в Атлантии.
