– Брюс, наставь-ка пистолет на этого левшу.
Черный здоровяк молча вытащил серебристый пистолет руге калибра и навел его на мужчину по имени Рик.
– Присаживайтесь, Филип, – сказал доктор. – Я быстро. – Голос его стал ниже, надломившись от презрения. – Уверен, у вас есть дела поважнее.
Губернатор опустился на залитую галогенным светом кушетку для осмотра.
Рик не мог оторвать глаз от Губернатора, и тот посмотрел на него в ответ, а затем улыбнулся. Казалось, два диких хищника оценивали друг друга, выгнув спины.
– Прекрасно выглядишь, незнакомец. Как рука?
Он подождал ответа, но Рик не произнес ни слова.
– Что ж, – пробормотал себе под нос Губернатор, когда Стивенс подошел к нему и наклонился, чтобы лучше рассмотреть забинтованное ухо, – прекрасно.
Наконец мужчина с песочными волосами резко спросил:
– Итак… когда начнутся пытки?
– Для тебя? Никогда. – В глазах Губернатора плясали веселые искры. – Я тебя сразу раскусил, ты болтать не станешь. У тебя семья там, откуда ты пришел. Ты их не выдашь.
Стивенс аккуратно снял повязку и посветил маленьким фонариком на окровавленное ухо.
– Нет, я собирался пытать других у тебя на глазах, – объяснил Губернатор. – Не думал, что ты сломаешься, но был почти уверен, что сломается кто-то из них. – Он подмигнул. – Но планы изменились.
Мужчина взглянул на длинный ствол «магн ума» Брюса и спросил:
– И каковы они теперь?
– Ты пойдешь на арену, – радостно сообщил Губернатор. – Хотя бы позабавимся. – Слегка усмехнувшись, он отвел глаза. – А сейчас я собираюсь вытряхивать все дерьмо из той сучки, которая прокусила мне ухо, пока она не найдет способ свести счеты с жизнью.
Комната – как единый организм – встретила эти слова оглушительной тишиной. Молчание затянулось. Раздавался лишь треск разрываемой Стивенсом марли и шуршание пластыря.
– А что до юного слезливого азиата, – добавил Губернатор, улыбаясь практически от уха до уха, – так его я отпущу.
Последовало изумленное молчание. Не ожидая такого, Рик уставился на Губернатора.
– Отпустите? Почему?
К этому моменту Стивенс уже проверил ухо Губернатора и сменил на нем повязку.
Доктор сделал шаг назад, а Губернатор удовлетворенно вздохнул, бодро хлопнул ладонями по бедрам и поднялся на ноги.
– Почему? – Он усмехнулся в лицо незнакомцу. – Потому что он настоящий болтун. Рассказал мне все, что я хотел услышать.
Кивнув подручным, Губернатор с улыбкой направился к двери.
– Я знаю все, что нужно, о вашей тюрьме, – пробормотал он, шагая к выходу. – А если он достаточно туп, чтобы отправиться туда, он приведет нас прямиком к ней.
Мужчины вышли из комнаты и хлопнули за собой сломанной дверью.
Госпиталь погрузился в жуткую тишину.
На рассвете следующего дня пулеметчик, сидящий в северо-восточном углу баррикады, начал стрелять по группе ходячих, ковылявших вдоль кромки леса. Во все стороны брызнули фонтаны мозговой жидкости, полетела мертвая ткань.
Из-за шума город проснулся. Хлопки пулеметных выстрелов долетели и до узкой аллеи позади многоквартирных зданий в конце Мейн-стрит. Эхом отражаясь от стен, они нарушили спокойствие грязного, помятого человека, устроившегося под пожарной лестницей.
Боб пошевелился, прокашлялся и попытался понять, где он, какой сейчас год и как, черт возьми, его зовут. В канавах и желобах вокруг него все еще стояла дождевая вода. Штаны были насквозь сырыми. Ничего не понимая в алкогольном ступоре, промокший под дождем до нитки, он потер щетинистый подбородок и почувствовал, что по впалым морщинистым щекам катились слезы.
Неужели ему снова снилась Меган? Неужели его опять преследовал тот кошмар, в котором он не мог дотянуться до ее тела, болтавшегося в петле? Он ничего не помнил. Ему ужасно хотелось залезть в соседний мусорный бак и сдохнуть там, но вместо этого он поднялся на ноги и зашагал по переулку навстречу свету дня.
Оказавшись на тротуаре напротив кирпичного здания, где находилась квартира Губернатора – счастливого приятеля Боба, который устроился здесь как дома, – он решил позавтракать остатками дешевого виски, болтавшимися в бутылке у него в кармане. Он привалился к стене, сунул грязные пальцы в куртку и вытащил свое «лекарство».
Хорошенько глотнув и не оставив ни капли, он расслабился. Плакать он больше не мог. Тоска и отчаяние выжгли все его слезы. Вместо этого он просто хрипло вздохнул, распространив вокруг себя отвратительный запах перегара, лег и задремал. Неизвестно, сколько прошло времени, пока он не услышал
