– Время от времени. Это ее успокаивает. После приступа она всегда чувствует себя лучше.
Никто вокруг особо не беспокоился, и я подумала, что, возможно, это типично западная черта – бояться старухи, которая может умирать и оживать так же легко, как мы засыпаем и просыпаемся.
Я тихо села на стул и стала зарисовывать вечерние больничные дела. Это меня успокаивало. Мальвика сменила позу и попросила сахара. У нее на подбородке блестели желтоватые струйки слюны. Губы были сухими и потрескавшимися. Глаза по-прежнему смотрели в никуда и имели почти фиолетовый цвет. Левая щека покраснела, как будто к ней прилила кровь.
Я зарисовала эти отметины смерти.
Некоторое время я не приезжала в больницу Святого Мартина. Мне заказала портрет одна богатая француженка. Притягательная сила денег убедила меня взять заказ, и, кроме того, мне нравилась мысль, что моя работа будет висеть где-нибудь во Франции.
Как-то, устав от красивого лица француженки, я достала из стола портрет Мальвики. При взгляде на него мне стало нехорошо. Я никогда до этого не рисовала мертвых. На заднем плане я изобразила часы, остановившиеся в 5:37.
Я подумала о таксистах, о том, как они повторяют легенду об исчезающей девушке. Как они непроизвольно своими байками покрывают насильника. Я поняла, что не смогу закончить портрет Мальвики, пока не узнаю ее как молодую девушку, не пройду ее дорогой и не заучу ее наизусть.
И началась неделя – или, может быть, это были две недели? – в течение которой я каждый вечер после пяти ловила такси у ремесленного рынка. Некоторые таксисты гордо говорили мне:
– Вообще-то мы не сажаем здесь молодых девушек. Но я не верю в привидения.
В один из вечеров шофер сказал:
– Вы ездили за покупками? – Он смотрел на меня в зеркало – но не совсем на меня. На место рядом со мной. Мне всегда было тяжело разговаривать с косоглазыми людьми.
– Да, – сказала я, хотя никаких сумок у меня с собой не было.
– Девушки, а вы идете сегодня на танцы?
– Девушки?
– Да. Вы и ваша подруга. – Он кивнул мне. И месту рядом со мной.
Моя правая рука покрылась мурашками. Кто-то будто прислонился ко мне. Я не поверила, что в машине еще кто-то есть, но смотреть мне не хотелось. Я отодвинулась ближе к двери и все же повернула голову.
Ничего. Никого.
Шофер произнес что-то на хинди.
– Извините, я не говорю на хинди, – сказала я, но он продолжал говорить, делая паузы, как будто слушал кого-то.
– Ваша подруга очень скромная, – сказал он.
Мы свернули на дорогу, ведущую к кладбищу и больнице Святого Мартина. Мне хотелось выйти, но я должна была ехать дальше, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди. Мы проехали кладбище, повернули к больнице. Шофер обернулся.
– Где… ваша… подруга? – закричал он. А по виду и не скажешь, что этот мужчина может кричать. – Где она? Вы мне заплатите за двоих!
– Вы можете подождать? Я хочу кое-что проверить.
Он затряс головой и дал газу, едва я захлопнула дверцу.
– Где она? Где та девушка?
Мальвика сунула в рот палец:
– Сахар? Сахар?
Никому не пришло в голову ее умыть. Я ясно видела смертные отметины, желтоватую слюну на подбородке, фиолетовый оттенок глаз.
– Вы уходили? – спросила я. – Вас здесь не было?
Она кивнула:
– Я та девушка. – И улыбнулась.
Я закончила портрет Мальвики. Слой краски получился очень толстым, потому что я переписывала ее снова и снова: молодая, старая, мертвая. Молодая, старая, мертвая. Я так и не смогла решить, какое лицо лучше всего передает, кто она есть.
Легенда, на которой основан мой рассказ, очень проста. Девушка ловит такси в Суве и просит отвезти ее на кладбище. Когда они доезжают до места, она исчезает. Таксисты пугают этой историей ночных пассажиров.
Я выбрала именно эту городскую легенду, потому что из всех историй, выслушанных мной за целый год, только она не была привязана к определенному призраку, и ее знало много людей. Для большинства рассказов о призраках характерна конкретика – такой-то призрак обитает в такой-то деревне, – и каждый рассказчик настаивает на своем варианте истории.
Кладбище действительно располагается недалеко от психиатрической лечебницы, и сама лечебница тоже существует. Еще чуть дальше по дороге
