– Я буду утренничать с Ваней.
Средний из царевичей, сравнительно недавно (и года не прошло) переехавший из женской половины дворца в личные покои, каждый приход старшего брата воспринимал как маленький праздник. Ведь только он умел из любого скучного занятия сделать увлекательную игру или соревнование; только он мог объяснить сложные вещи так, что они становились простыми и доступными; знал целую тысячу историй… А еще в его присутствии можно было немножко попроказничать и посмеяться, ибо даже личная челядинка и дядька-наставник восьмилетнего царевича не делали Ивану никаких замечаний. Не рисковали.
– Митя?..
Потрепав сонного братца по непослушным (семейное!) вихрам, Дмитрий чуть приподнял его подбородок, осмотрел и отправил обратно в опочивальню:
– Умой глаза.
– Я уже!..
– В этот раз сделай это с водой и мылом.
– У-уу!..
Тихо бурча себе под нос что-то неразборчивое, малолетний царевич покорно поплелся обратно, общаться с нелюбимым рукомойником, – а пока он отсутствовал, стольники царских сыновей временно объединились в одну большую команду и довольно шустро притащили еще один поставец. Вернее, перетащили его из расположенных невдалеке покоев наследника вместе с уже выставленными на нем блюдами. Крестовой дьяк отточенной скороговоркой пропел-прочитал молитву, все дружно перекрестились… Минут через пять, уже наполовину одолев содержимое своей тарелки, Дмитрий подметил небольшие затруднения у брата:
– Вилкой удобнее.
Тот, старательно удерживающий на своей ложке довольно крупный кусок отварной куриной грудки и пытающийся при этом от нее еще и откусить, на мгновение отвлекся.
Плюх!..
С досадой поглядев на коварный кусок белого мяса, средний сын царя мстительно ткнул в него ложкой и с легкой завистью покосился на старшего, с удивительной легкостью разделывающегося со своей грудкой. При помощи той самой двузубой серебряной вилки и небольшого ножа.
– А отец Меладий говорит, что такими вот вилами, только побольше, черти в аду бросают грешников в котлы с серой огненной.
Отпив глоток пшеничного кваса, наследник аккуратно вытер губы и руки небольшим рушником с затейливой вышивкой.
– А твой духовник случайно не рассказывал, что такими вот вилами, только побольше и из дерева, черносошные крестьяне перекидывают свежескошенную траву, сено и навоз? А при случае и крымских татей ими привечают?
Взяв в руки адское орудие труда, уменьшенное примерно в сотню раз, и столовый ножик с закругленным кончиком, десятилетний мальчик в два движения отрезал очередной кусочек.
– Н-нет…
– А про то, что при помощи таких вот ложек древние римляне метали камни?
– Нет.
– Тогда, быть может, он упоминал про трезубец, которым в старину воевали греки?
– Не-а.
– Ты ешь, ешь!
Без особого интереса ковырнув ложкой остывшую курятину, Иван по примеру брата взял в руки нож и потянулся к вилке.
– Вот, другое дело. Есть еще двузубая острога на рыбу, стрелы с таким наконечником… И самое главное. Батюшка НАШ за столом использует нож, ложку и вилку, а значит, так же должно поступать и нам.
– Ага.
– Вилы же у чертей немного не такие. Я тебе потом как-нибудь их нарисую.
Словно по команде, все присутствующие разом замерли и вытаращили глаза.
– Тем более что ты царевич, значит, и за грехи с тебя спрос иной.
– Это как?
– А вот доедай – и узнаешь. Кстати, если пожелаешь, мы с тобой сегодня же сходим в мастерские и укажем сделать нам вилки с четырьмя зубцами. Хочешь? А после полдника с горки покатаемся.
Вместо ответа семилетний хозяин покоев энергично вгрызся в грудку. Окинув кравчих и стольников выразительным взглядом, наследник разом вернул их к жизни – тихонько забренчали, укладываясь в стопку, опустевшие блюда, утащили обратно второй поставец, принесли небольшую бадейку с душистой водой, дабы сполоснуть руки…
