рубки, и несколько штук поразили контр-адмирала в бедро – Витгефт приказал отряду ложиться на прежний курс и постараться держать до заката пятнадцать узлов хода. Ещё спустя полчаса крейсера Камимуры и Уриу исчезли за горизонтом, оставив за собой медленно таявшие клубы дыма.
На русских кораблях продолжали тушить пожары, чинить повреждённые орудия и механизмы. Лазареты «России» и «Победы» оказались забиты десятками раненых, врачи и санитары едва успевали обрабатывать ожоги и раны. На «Громобое» ситуация с медицинской частью была не столь критична – этот крейсер меньше остальных находился под воздействием огня противника, хотя и на нём не обошлось без раненых и погибших.
На обратном пути Камимура не стал заходить в Озаки, направившись прямиком в Сасебо. Туда же, в главную базу японского флота, притащились и три бронепалубных крейсера Того-младшего, доставив на берег тело погибшего контр-адмирала. Защита коммуникаций в Цусимском проливе легла на плечи Уриу Сотокичи. Впрочем, буквально через пару дней 4-й боевой отряд получил подкрепление из состава Первой эскадры – «Якумо» и «Асаму». «Якумо» на какое-то время стал новым флагманом Камимуры, а неделю спустя после длительного ремонта в Озаки пришла «Токива».
К этому времени у восточного побережья острова Хонсю вновь начались таинственные исчезновения японских угольщиков, джонок и каботажных судов. В МГШ быстро догадались, что в Тихом океане вновь объявился русский крейсер «Рюрик», и были вынуждены сделать «ход конём» – переформировать 6-й боевой отряд, включив в него ещё толком неосвоенные экипажами «Касугу» и «Ниссин». Командиром переформированного отряда был назначен контр- адмирал Мису, жаждавший реабилитироваться за неудачную баталию с «Ретвизаном». Кроме кораблей фирмы Ансальдо в состав 6-го боевого отряда вошли «Цусима», «Сума», а также три вспомогательных крейсера.
Глава 16
Известие о сражении Владивостокского отряда с Камимурой застигло генерал-адъютанта по пути из Харбина в Мукден, где обосновались Куропаткин и его ставка. По мере прочтения достаточно подробной телеграммы Витгефта о ходе боя, наместник почувствовал нарастающий прилив злости и раздражения.
На следующей станции Алексеева догнала ещё одна телеграмма из Владивостока, на этот раз от Греве. Начальник порта информировал, что по его предварительной оценке «Победе» понадобится почти месяц ремонта, а исправление повреждений «Громобоя» и «России» займёт две-три недели минимум. Сие означало, что тактическая победа контр-адмирала Витгефта обернулась стратегическим поражением, так как в ближайшем будущем Макаров не сможет рассчитывать на активные действия русских кораблей на коммуникациях врага в Японском море.
Надеяться же на Иессена, которого зарубежная пресса с маниакальным упорством «топила» на страницах своих газет каждый божий день, было бы наивностью чистой воды. В последнее время отряд Иессена словно в воду канул, о нём не было ни слуху ни духу, и наместник подозревал, что «Ретвизан» ушёл далеко на юг, чтобы исправить полученные за время крейсерства повреждения.
Потеряшка Иессен вскоре нашёлся, причём совершенно неожиданно, и в том районе моря, где его меньше всего ожидали встретить. Вечером 27 марта, когда Алексеев на пару с Куропаткиным изволили совместно ужинать, входная дверь в вагон с грохотом распахнулась, впуская генерал-майора Флуга.
Возбуждённо-взволнованный начальник походного штаба наместника протянул генерал-адъютанту только что полученную телеграмму из штаба флота в Порт-Артуре, почему-то подписанную Безобразовым. Пробежав глазами листок бумаги, Алексеев почувствовал, что задыхается, расстегнул воротник мундира, затем попросил Василия Егоровича зачитать текст телеграммы вслух.
Здесь следует сделать небольшое отступление и рассказать о том, как развивались события в крепости Порт-Артур и у берегов Квантунского полуострова после сражения 16 марта. Не щадя своего здоровья, сразу же после боя Макаров посетил все корабли, получившие повреждения, чтобы оценить степень ущерба.
Картина, представшая взору вице-адмирала, не радовала – ремонт требовался практически всем крейсерам и броненосцам, поучаствовавшим в баталии. Особенно сильно пострадали «Пересвет», «Цесаревич», а также «Баян» и «Богатырь». Для заделки подводных пробоин на вышеупомянутых крейсерах в порту началось спешное сооружение кессонов, ибо единственный док был занят «Палладой».
Порт не имел возможности справиться с огромным объёмом работ, навалившихся буквально в один день, и адмирал Макаров был вынужден признать, что 1-я Тихоокеанская эскадра фактически потеряла свою боеспособность. Ситуацию немного скрасило прибытие 31 марта из Санкт-Петербурга нескольких десятков квалифицированных мастеровых различных специальностей, которых сразу же «бросили в бой».
Не видя никакого иного выхода, командующий флотом обратился к экипажам с призывом осваивать рабочие специальности и помогать всеми силами с ремонтом своих кораблей. На призыв вице-адмирала откликнулись не только сотни матросов, но и многие офицеры, не желавшие сидеть сложа руки, в ожидании очередного визита японцев.
Среди личного состава эскадры вот уже несколько недель наблюдался небывалый подъём боевого духа – почти ежедневно в штаб Безобразова поступало множество рапортов с предложениями по разным техническим и организационным вопросам. Предлагалось множество самых разнообразных проектов и идей, некоторые из которых – например, ввод в строй хотя бы одной подводной лодки инженера Джевецкого – были приняты к дальнейшей разработке.
После сражения 16 марта противник целую неделю не появлялся в окрестностях Порт-Артура в светлое время суток, усыпляя бдительность русских моряков. Отказ от активных боевых действий днём японцы компенсировали интенсивными ночными походами своих истребителей, которые еженощно выставляли минные банки на дальних подступах к гавани.
