Я поблагодарила ее как могла учтиво, но, боюсь, вид у меня был настолько потерянный, что маркиза добавила:
– Если у вас действительно столь срочное дело к господину Салтыкову, попробуйте оставить ему сообщение через некоего Франческо Прокопио. Граф упоминал, что дружен с ним. Ресторан мсьё сицилийца называется «Лё Прокоп» и находится как раз неподалеку от бульвара Сен-Жермен – на улице Фоссе.
Я вновь воспылала надеждой и направила кучера в Латинский квартал. Увы, маркиза оказалась права. В гостинице лишь развели руками – граф Салтыков еще ночью рассчитался за номер.
Розовощекий добряк ресторатор тоже не знал, куда уехал русский «маэстро». Пока я писала свою сбивчивую мольбу о помощи, он принес мне кофе и странный белый шарик в печеной корзиночке, обильно политый шоколадом.
– Си белла синьорина не должна грустить, – мягко проговорил сицилиец, – пусть этот десерт подарит вашему сердцу лучик солнца!
На мою попытку отказаться ресторатор сделал обиженное лицо:
– Сделайте одолжение мне. А я сделаю одолжение вам, синьорина.
Вздохнув, я поднесла к губам ложечку белого десерта и ахнула – он был чудесным и холодным. Если бы мой голубой поток имел вкус, он был бы именно таким!
– Святая Клотильда, что это?!
– Мороженое, дольче синьорина, – расцвел мсьё Прокопио: – Кусочек холода, который согревает душу.
Умиленно глядя, как я ем угощение, ресторатор забрал мое письмо графу:
– Не волнуйтесь, передам как только представится возможность.
– Это очень срочно!
– Мадонна мия! Certamente! – раскланялся сицилиец.
Мне ничего не оставалось, как вернуться домой и ждать ужина с «особым гостем», моля всех святых, чтобы им оказался русский граф. Несмотря на усталость, заснуть мне не удалось. Каждый вскрик на улице казался криком Этьена, а топот копыт по брусчатке заставлял подскакивать к окну и с обрывающимся сердцем всматриваться в проезжающего по площади всадника – не русский ли это граф.
Я начала молиться, а затем попыталась вспомнить, как во мне зарождался огонь, попробовала возродить тот жар, красной стрелой взметающийся по позвоночнику. Но тщетно, у меня только сильнее застучало в висках. Я старалась сознательно возродить в животе голубой поток, но ничего похожего на ледяной водопад не возникло, лишь холод отчаяния сковал желудок. Мои эксперименты оказались жалкими потугами. Единственной пользой от них было то, что желание выть на стены сменилось злостью на собственное бессилие и упрямой решимостью.
Наконец пришла горничная и позвала меня к ужину.
Перекрестившись три раза, я полетела вниз по застланным ковром ступеням. «Только бы это был граф, только бы граф…» – повторяла я, как молитву.
– А вот и наша красавица, – восторженно встретила мое появление графиня. – Мадемуазель де Клермон-Тоннэр.
Заметив у окна невысокую фигуру в черном, я сжала пальцы до хруста в костяшках. Сердце ухнуло и почти остановилось, ибо я увидела красноватую кожу лица, колкие черные глаза и бурые усы, торчащие щеткой. Графиня торжественно проговорила:
– Позволь представить тебе, Абели, нашего гостя – Жан-Мишель де Годфруа, барон Савойский. Господин барон был очарован вчера твоей красотой и только что имел честь просить твоей руки.
Глава 35
Я расхохоталась. Едко. Зло. Громко.
Графиня воззрилась на меня с изумлением, но не успела и рта раскрыть, как чернокнижник направился ко мне, попутно щелкнув пальцами перед носом мадам. Она застыла, как соляной столб, а я так опешила, что едва не подавилась собственным смехом. Что за черт? Магия?! Но ведь он должен был ее лишиться!
– Не ожидала, Абели Мадлен? – вкрадчиво спросил лекарь и, затворив двери, подошел почти вплотную.
Я отступила. За то недолгое время, что я его не видела, мсьё Годфруа иссох и невероятно похудел. Седой парик подчеркивал дряблость кожи и делал сорокалетнего лекаря похожим на старика. Красные кисти рук с внезапно костлявыми, удлинившимися пальцами напоминали страшные клешни, выступающие из черных бархатных манжет. Из темных глаз струилась беспощадная уверенность.
– Как вы посмели явиться сюда? Вы, мерзавец и негодяй?! – с отвращением воскликнула я.
