зубы. Его глаза опасно сверкнули, и он продолжил: – И даже когда стал буквально творить чудеса – продлевать жизнь всем этим дворянам, очищать их наполненные мерзостью тела от болезней, они несли мне деньги, совали кошельки, а потом смеялись в спину: «Ты был, есть и останешься безродной скотиной!»
Я замерла – подобная исповедь была слишком неожиданной. Где-то в глубине души мелькнуло сочувствие, но лишь на секунду. А затем я вспомнила, что это он и никто другой продал меня ради своих целей. Перед глазами мелькнуло страшное кресло в шипах в Шамбери, темное подземелье замка Майа, висящий в кандалах Этьен, ожоги на его спине, застланные илистым мраком глаза демона… Простить это?!
Тем временем мсьё Годфруа отпустил меня и торжествующе вскинул подбородок:
– Теперь я – один из них, я – барон. Равный. Никто этому не смог помешать. И я смету каждого со своего пути, кто попробует! Я еще докажу, кто скот.
– Но при чем здесь ваш сын? Мы о нем говорим, – проговорила я в запале.
– Он предатель.
– Разве не вы предали сына первым? Вы же пытались убить душу Этьена! Да-да, я знаю об экспериментах с демонами. Но его душа хотела жить и боролась. Несмотря на «отцовскую любовь»…
– Вздор! – он встряхнул меня, как тряпичную куклу. – Замолчи!
Меня было не заткнуть:
– Не получив душу, вы отдали на растерзание тело Этьена. Демонам, инквизиторам, палачам в тюрьме. Со счета не сбились?! И вы смеете обвинять его в предательстве?! Если сын – не марионетка, не чучело, набитое отцовскими грехами, значит, быть ему колесованным, так?!
– Стерва! – Чернокнижник оттолкнул меня с такой силой, что я отлетела вглубь комнаты и упала на паркет.
Жесткий край корсета впился в ребра, я отбила бедро, но как бы больно ни было, внутри меня слишком ярко горело негодование, чтобы хоть одна слезинка выступила на моих глазах. Опираясь о столик, я поднялась. Ему не испугать меня…
Выражение лица мсьё Годфруа вновь стало уверенным и беспощадным. Он одернул камзол, и его губы скривились в дьявольской улыбке:
– Я прав, потому что я прав. Для душеспасительных бесед я пойду к кюре. Жена мне нужна для другого.
– Я не стану вам женой. Вы уже женаты. А я обручена с Этьеном.
– О-ля-ля, телoк уже успел забраться к тебе под юбку? – догадался лекарь. – Лихо! Но для меня это не помеха. И к слову, я получил развод. Вообще, Абели, лучше благодари за то, что привез свидетелей в Париж и устранил Этьена. Ведь страшный-престрашный демон может вернуться в любой момент и утянуть очередную жертву. Возможно, тебя… А щенок об этом даже знать не будет.
– Жюли? – у меня пересохло во рту. – Это он убил Жюли?..
– О да, а кто же еще? Когда встал выбор, и нужно было либо откупиться от духа, чтобы вернуть сына, либо потерять его, я пожертвовал своей женщиной. Не задумываясь! – проскрежетал зубами лекарь. – А Этьен, что он сделал взамен? Из-за юбки отца продал! Да будь он проклят, Иуда!
Я сглотнула, в желудке похолодело. Мсьё Годфруа небрежно бросил:
– Теперь все куда проще – не станет Этьена, не выползет наружу голодный демон. Считай, я избавил мир от убийцы.
– Вы – дьявол во плоти! И мир нужно очистить от вас! – я окинула взглядом комнату. Жаль, старинные копья и мечи украшали стену в кабинете, а не в этой гостиной. Увы, пяльцами с вышивкой или фарфоровым блюдцем этого гада не убить. И я снова пожалела об утраченной силе.
Мсьё Годфруа перехватил мой взгляд и ехидно заявил:
– Абели, дорогая, гнев тебе не идет. Подумай о душе, смирись. Как истинная христианка.
– Ненавижу вас.
– Как тебе будет угодно, – пожал плечами лекарь. – Но если я решил, что ты станешь моей женой, ты ею будешь. Силы моего магнетизма[9] хватит, чтобы графиня де Клермон не отступила от своего решения. А если начнешь чинить мне препятствия, ты станешь мне просто не нужна. Найду другую дурочку с приданым. А тебя, не задумываясь, отправлю на костер. Даже фабриковать ничего не придется – кто угодно из свиты короля Савойи расскажет на суде об ужасной ворожбе юной ведьмы в Шамбери. Десятки свидетелей! Ты постаралась на славу. К ним прибавятся стражники в замке Майа, несчастные жители Бург-ан-Бресса, они до сих пор трясутся при воспоминании о черном снеге и прочей дьявольщине… Ты – лакомый кусок для инквизиции.
– Вы повторяетесь, сударь, – процедила я, пытаясь не выдать предательскую дрожь.
– О, хорошую песню можно и повторить. Она ведь задевает за живое! – глумился чернокнижник. – Возможно, тебе будет приятно знать, Абели Мадлен, что твоя давняя приятельница, графиня Жанна де Веруа как раз прибыла в Париж? Как, по-твоему, она простила тебе тот подарочек на лице? А гнев любовника? Говорят, после твоего исчезновения он здорово отходил ее хлыстом. Вот она и сбежала, бедняжка, сюда. Чудо, а не свидетельница!
Меня прошибло холодным потом, но я пообещала:
– Выдадите меня, я выдам вас.
– О-ля-ля, уже боюсь! – цокнул языком лекарь. – В отличие от тебя, дорогая, я не лишился магии, и исчезну из виду раньше, чем кто-либо надумает