что не для тебя он.
Я вздохнула:
– Мне, похоже, счастья тоже не видать…
– Бёф, глупости! Твое счастье от тебя зависит, – старуха снова сделала хитрую мордочку. – Будешь счастливой, если правильные решения принимать научишься.
– А как узнать, какие правильные? – жалобно спросила я и посмотрела вперед.
Мы приближались к развилке у опушки. И вдруг сзади раздался взволнованный окрик Этьена:
– Эй! По дороге идет вооруженный отряд! Сворачивайте влево!
Все разинули рты и обернулись – глаза Этьена так и были завязаны.
Огюстен покосился на слепого и сочувственно заметил:
– Умом тронулся, бедняга.
Этьен возмущенно фыркнул, а мадам Тэйра почесала седой затылок и приказала:
– Фернан, ну-ка, послушай.
Чернявый разбойник с торчащими, как у мерина, крупными зубами тотчас приник ухом к земле. Все затихли. Я даже дышать перестала. Скоро Фернан поднялся и кивнул:
– Человек двадцать. Тяжело идут. Видно в доспехах и с оружием.
Этьен гордо приосанился и сквозь зубы процедил:
– Ну, и кто тут тронулся, остолоп зеленый?
Огюстен скривил недовольную мину, но промолчал – мол, что поделать с убогим.
– Уж верно не ты, Тити, – вытянула шею старушка у развилки. Ее ноздри зашевелились, как у голодного кролика. Наконец, она скомандовала: – Поворачиваем налево. В обход. Лучше сапоги стоптать, чем шею о топор сломать.
И мы выбрали более крутую, почти заросшую травой тропинку слева. Спустя пару часов опасного спуска, ненадолго поднимающегося вверх извилистой змейкой, а затем снова устремляющегося к долине вдоль отвесных скал и камней, мы вышли на довольно ровную дорожку. Едва мы пробрались под утесом, задевая шляпами свисающие корни деревьев, перед нами заискрилась в лучах солнца чистейшая гладь озера – прекрасная, будто неограненный аквамарин. Окруженное бархатной зеленью и белыми цветами озеро зачаровывало. Я ахнула.
– Привал, – распорядилась мадам Тэйра и, кряхтя, сползла с козла. – Охо-хо, не для моих косточек такие тряски. Красный Маню, доставай съестное. И водицей фляги наполни. Озеро-то какое, – залюбовалась старушка, – жалует нас хозяин леса, жалует. Низкий поклон ему.
Продолжая кряхтеть, мадам Тэйра поковыляла к воде, крикнув остальным головорезам:
– Ребятки, разрешаю пить-есть, отдыхать.
Послушные верзилы расслабились и разбрелись по берегу. К слову сказать, мне еще с самого утра показалось, что их глаза перестали быть стеклянными. Однако ни один из них не начал озираться, очнувшись, и не вел себя так же, как Огюстен, вернувшийся из состояния Голема. Они, похоже, уже привыкли к подобному. Интересно, если бандиты и так слушаются, зачем мадам Тэйра заставляет их меняться? И как она вообще их приучила? Надо расспросить.
Я была рада слезть с седла. Однако по неумению чуть не полетела вниз головой, запутавшись в стремени. Меня поймал Огюстен и, аккуратно высвободив мою ступню, поставил на землю. Сделал он это без особого рвения, лишь потому, что из благородства не мог позволить девушке упасть, но сзади послышался нервный смешок Этьена. Стиснув зубы, тот нащупал круп гнедого и спрыгнул, отказавшись от услуг Малыша Кристофа. Зря – чуть не свернул себе шею, наступив подошвой на торчащий из травы острый камень. Но перекувыркнувшись, Этьен тут же подскочил, выпрямился и заявил:
– Мадам Тэйра, между мной и вами нет валунов и ям? Я хочу к вам подойти.
Старушка не ответила, наклонившись к воде.
– Позволь, я проведу тебя, – осторожно предложила я.
– Не нужно, – буркнул Этьен. – Купец заскучает. Развлеки его хорошенько, а то еще сильнее позеленеет. Ты же не хочешь, чтобы твой любезный Огюстен превратился в жабу?
Я даже не обиделась, только подумала: «Это все черное стекло», но Огюстен нахмурился и шагнул к Этьену:
– Сударь, прекратите разговаривать подобным образом! Ваша немощь не извиняет такого поведения. Не будь вы слепы, я бы стал драться с вами.
Этьен сорвал с лица повязку, выставив на обозрение обожженное будто под палящим солнцем лицо и невидящие белые глаза, выхватил шпагу и встал в стойку, как опытный фехтовальщик:
– Ах, немощь? Давай-ка, купец, попробуем. Вдруг я не настолько слеп и немощен, чтобы не обрезать твои торчащие уши?
