Все стало мутным от слез. Харольд сжал в ладони маленький серебряный крестик и рассмеялся.
— Вы в порядке? — спросил Беллами.
Харольд ничего не ответил. Он смял обгоревшее письмо и, прижав его к груди, взглянул на могилу Люсиль. Не увидев Джейкоба, старик вскочил на ноги. Он осмотрел двор и подъездную дорожку. Мальчика нигде не было — ни у новостройки, ни в грузовике. Харольд вытер глаза и повернулся к лесу, который вел к реке. Однажды Джейкоб уже уходил в том направлении. Возможно, он отправился туда и сейчас? И действительно, на какое-то мгновение Харольду показалось, что он увидел вдали фигуру мальчика под диском предзакатного солнца.
Месяцы назад, когда правительство велело запирать «вернувшихся» в домах, Харольд сказал жене, что отныне ситуация будет развиваться в худшую сторону. Он оказался прав. И он знал, как это будет больно. Люсиль не верила, что Джейкоб был их сыном. А Харольд верил. Он никогда не сомневался в своем мальчике. Возможно, так происходило в каждой семье. Некоторые люди, теряя близких, запирали сердца на замок. Другие держали свои души открытыми, позволяя воспоминаниям и любви приходить к ним свободно в любое время. Наверное, такое отличие отношений было естественным для мира, подумал Харольд Харгрейв.
Как бы там ни было, все плохое и хорошее когда-нибудь кончается.
Примечание автора
Двадцать лет назад умерла моя мать. Сейчас я едва помню ее голос. Через шесть лет после кончины моего отца я вспоминаю только те несколько месяцев, которые предшествовали его последнему вздоху. И я хотел бы забыть этот промежуток времени. Так действует память, когда мы теряем кого-то. Некоторые фрагменты жизни остаются с нами надолго, другие стираются полностью.
Но у вымысла свои правила.
В июле 2010 года через пару недель после годовщины смерти моей матери я увидел ее во сне. Сон был простым: я пришел домой с работы. Она сидела за обеденным столом и ожидала меня. Потом мы просто говорили. Я рассказал ей о колледже и своей жизни. Она спросила меня, почему я все еще не остепенился и не обзавелся семьей. Даже после смерти моя мать пыталась подыскать мне жену. Между нами состоялось нечто невообразимое — то, что для меня возможно только в сновидении — доброжелательная беседа с моей матерью.
Этот сон вспоминался мне несколько месяцев — особенно вечерами. Засыпая, я пытался воссоздать его, но у меня ничего не получалось. Однажды я пригласил своего друга на ланч и рассказал ему об эмоциональном беспокойстве. Разговор прошел так, как обычно бывает со старыми друзьями: с пустой