заменяя обер-центуриону мимику, превращая его в актера. Тональный светлый крем, пятна и полосы темного грима. – Бессмертие, да? Эксперименты по воскрешению? Теперь я понимаю, почему гематры сбросили нам мелкие козыри. Не бойтесь, вам ничего не грозит. Вам и объекту.
Крисп замолчал.
– Вам и вашему мужу, – поправился он. – Или жениху? А, какая разница… Видите, я скоро смогу назвать его по имени. Уже могу. Господин Пераль, не делайте глупостей. У меня есть снимки, которые вас заинтересуют. Не поверите, но я успел сняться даже с вашим отцом. Я боялся, что вас придется разыскивать. Скачал карту Бравильянки, самую подробную. Кого вы здесь ждали? Вряд ли меня, правда? Он неудачник, тот, кого вы ждали. Он неудачник, а я везучий. Мы засекли вас еще на подлете…
Он не в себе, отметил маэстро. Мы – благоразумные трусы. Мы закрылись от чуда, ушли в глухую защиту, приняли со смирением, как милостыню. Щенка чудо шарахнуло наотмашь, оглушило. Говорит и говорит, словно боится, что удача упорхнет в паузу. Отец утверждал: это признак бездарности. Талант – мастер пауз, виртуоз молчания. Щенок помянул отца?
– Мой отец. Если вы хотя бы пальцем…
– Пальцем? У нас другие методы. Ваш отец – тот еще живчик. Я перехватил его на выходе из театра, в последний момент. Он ценит поклонников, ваш отец. Идет навстречу, дает автографы. Пойдите и вы, ладно? Садитесь в машину, мы возвращаемся в Эскалону.
– В Эскалону? – удивился Диего.
Почему-то ему казалось, что помпилианцы свалились прямо из космоса. В салоне аэромоба горел свет: резкий, с синеватым оттенком. Подсвеченные со спины, мужчина и женщина с парализаторами были силуэтами, лишенными подробностей. Она выше его – вот и все, что удавалось разобрать. Да, оружие. Они держали оружие так, что маэстро отлично видел парализаторы и понимал, что это за предметы. В сочетании с пятеркой бесчувственных, похожих на трупы солдат – убийственный аргумент. Свет, поза, угроза – Луис Пераль-старший пришел бы в восторг. Есть люди, которые знают, что они делают и зачем. Таких людей лучше не дразнить без нужды.
– Космопорт, – объяснил Крисп. – Мы летим на Октуберан.
– Мы?
– Да. Я, вы, ваша жена. Мои коллеги. Если потребуется, их число увеличится. Это подходит под слово «мы»?
– Нет, – вдруг произнесла Карни. – Мы с вами никуда не летим.
Ее голос звучал тихо, буднично. Маэстро стоял боком к девушке, стараясь не упускать из виду помпилианцев, но поразился метаморфозам голоса доньи Энкарны. Семнадцать лет, вздрогнул Диего. Господи, помилуй! Разве так говорят в семнадцать лет? Он видел, как напряглось лицо молодого лже-любовника Эрлии. Щенку тоже не понравилась реплика Карни: ни смысл, ни интонации.
– Ошибаетесь, дваждырожденная, – возразил Крисп. – Мы летим.
– Летим, – согласилась Карни.
– В чем проблема? Вы плохо владеете унилингвой?
– Мы летим, но не с вами. Просто летим.
Подбородок, вспомнил маэстро. Подбородок дона Фернана. Боже правый, почему я дрожу? Дрожь была приятной, даже восхитительной. Когда-то, вне сомнений, Диего Пераль испытывал подобную дрожь, и не раз, но – утонув в заботах и страданиях, намечая цели и не видя путей достижения – прошел мимо, отдрожал и двинулся дальше.
– Прекратите, – велел Крисп. – Что вы делаете?
Луна – откуда и взялась?! – мазнула по берегу беличьей кистью. Разбрызгала горсти искр, вспыхнула на металле, отразилась во взглядах. Искр оказалось больше, чем следует. Их с избытком хватило на руки маэстро, плечи, торс, бедра, ноги…
Рядом искрилась Карни.
– Стреляйте! Кладите их!
Разряды утонули в пожаре, предмете ненависти обер-центуриона Вибия. Пожар сглотнул их на лету, как голодная собака – обрезок мяса. Следующие разряды постигла та же участь. Парализаторы били очередями, лишь усиливая горение. Огненные змейки шустро скользнули от Диего к Карни, соединяя два костра в один.
– Да стреляйте же!
Крисп едва не кинулся в мерзкое пламя. Схватить, вцепиться, удержать! В охотничьем азарте он не заметил, что тянется к добыче и руками, и щупальцами клейма, волшебниками насильственной метаморфозы – свободный, ботва, раб. Мимо внимания Криспа прошло и то, что он судорожно отдернул щупальца, словно обжегшись – раньше, чем присоски коснулись чужих разумов, выбрасывая волка и его жертву под
