В глубоких, похожих на бойницы, окнах стояли вазоны с цветами.
Папаша Лопес любовно называл этот дизайн «вырви глаз».
– Это художественный прием, – обиделся дон Луис. – Средство выразительности. Вы закоснели в своем снобизме, Ричард. Вам необходимо свежее дыхание. Я буду вам дышать. Не благодарите, это мой долг перед искусством. Лучше признайтесь: как вы свяжете оба фильма в одно? Я говорил вам еще тогда, что не надо убивать главного героя! Во-первых, жалко. Мой, извиняюсь, прототип, родной человек. Во-вторых…
– Воскрешу, – перебил его Монтелье. – Сейчас с этим просто.
Он с хрустом сжевал сухарик, другой, третий – и запил добрым глотком пива. Плотный обед, завершенный полчаса назад, не сказался на аппетите дона Луиса. Долг утомлял el Monstruo de Naturaleza, долг требовал, чтобы Чудо Природы хорошо питался. Мир был заключен еще зимой, король вернулся из плена в освобожденную Эскалону, народ ликовал, а Луис Пераль все не мог избавиться от чувства голода. Он прибавил в весе, костюмы пришлось расшивать, и матушка Бланка, царица кухни, уверяла хозяина, что он помолодел лет на двадцать. В глазах кухарки каждый дополнительный фунт, набранный с ее благословенной помощью, равнялся одному году молодости.
– Зритель, – вздохнул Монтелье. – Бедняга зритель. Я ему уже сочувствую. Дышите в сторону, новатор, у вас не глотка, а чесночный склад. Вы завершили линию помпилианца? Вы обещали…
– Ну, не знаю. По мне, лучше оставить, как есть: «упав на колени, молотил землю кулаками». Вполне достойный финал сюжетной линии.
– Я телепат. Я очень хороший телепат. Сейчас я плюну на все этические нормы, и ваши сволочные извилины завьются винтом. Я… Стоп! Вы, хитрая бестия! Ухмыляетесь, да? Вы же написали все, что я просил. Вы просто издеваетесь…
– Не все. И не издеваюсь, а веду светскую беседу.
– Где завершение?!
– Читайте у меня в голове, – любезно предложил дон Луис.
– Провоцируете? Вы прекрасно знаете…
– Не надо. Не морочьте мне то, где вы не хотите читать. Я выучил наш договор наизусть. Там есть пункт, что мы с вами можем вступать в телепатическую связь. При необходимости и по обоюдному согласию. Сначала я хотел вычеркнуть этот пункт. Но мой агент сказал: «Подписывай!» Я никогда не спорю с моим агентом.
– Вычеркнуть? Почему?!
– У меня другие сексуальные предпочтения. Будь вы сеньорой Монтелье, этакой аппетитной стервой, я бы подписал без колебаний. И вы бы уже вступили со мной в связь, будьте уверены! Вот, читайте с листа, раз вы такой стеснительный…
Развязав тесемки папки, драматург протянул Монтелье две странички, исписанные с обеих сторон.
– Почерк, – буркнул режиссер, углубляясь в чтение. – Ваш жуткий почерк. Кто ясно мыслит, ясно пишет. В вашей голове, сеньор Пераль, наверняка бардак. Сам чёрт ногу сломит…
– Хватит о чертях, – напомнил дон Луис.
– В училище вы подавали заявление на отделение оперативной работы?
– Так точно.
– Повторное заявление по месту службы подавали?
– Никак нет.
– Сейчас у вас есть такой шанс. Не желаете им воспользоваться?
– Никак нет.
– Вы осознаете всю необратимость последствий?
Легату за пятьдесят. Крепок, широк в кости. Ежик уставной стрижки. Три вертикальные морщины между бровями. Жесткие носогубные складки. Служака, солдафон, потомственный военный. Так думают все, направленные к легату на собеседование.
Ну, почти все.
Черный мундир. Служба Безопасности. Для аналитика более чем достаточно.
– Осознаю в полной мере.
– Вы хорошо зарекомендовали себя по службе, – легат пролистывает страницу досье, открытого в голосфере. – Внеочередное звание. Отличные перспективы. Добровольцы у нас есть. Вы уверены, что хотите войти в их число?
– Так точно.
– Без устава, парень. По-мужски, с глазу на глаз. Ты хотя бы понимаешь, что тебе предстоит? Через что придется пройти? С чем жить до конца твоих дней?
Погасив сферу, легат дает понять, что официоз закончился.
