– Маш, ты лучше про учебу расскажи, – напряглась мама. – Не надо по телефону про такое…
– Мам, ты чего? Нас же повезли от гимнасия, – засмеялась Мария. – Значит, ничего тайного там нет.
– Ну и ладно, – обрадовалась мама. – Но ты про учебу скажи. Ты готовишься? У вас же экзамен весной?
– Мам, не экзамен, а испытание! Как ты не выучишь? Ты не переживай, ничего со мной не случится. Я же в верхних строчках грамоты успеваемости! – Мария упала в плетеное кресло, под тень навеса.
– Я волнуюсь, зай, просто волнуюсь. Сама же знаешь, от этого испытания зависит, пройдешь ты в десятый или нет. Ты девочка умная и гимнасий у тебя хороший, но сердце не на месте все равно. Сама же знаешь, сейчас ничего обещать нельзя. Вон недавно порбовский глава выступал, сказал, что если кто- то в школах первой ступени завалит испытание, то вылетит из высшего общественного разряда. А потом что – на долевое пособие тебе придется жить? Переходить в общенародную школу?
Голос ее изменился.
– Мам, ты что там, плачешь? – возмутилась Мария. – Чего не хватало! Самой не смешно? Ну ты же знаешь, что папа такого не допустит. Закончу девятый и приеду к тебе.
– Он не отпустит, – чуть успокоившись, сказала мама.
– А я и спрашивать не буду, – решительно сказала Мария, хотя особой уверенности не испытывала. – После испытания в девятом классе дают временное удостоверение, я могу выезжать в пределах Югороссии. Сяду на возок и приеду.
– Маша-Маша, – вздохнула мама. – Не надо отца злить, ты же знаешь, что будет.
– Да ничего не будет! – воскликнула Мария. – «Времянка» дает ограниченные права гражданина НоРС. Забыла, что я на правоведа буду учиться? Я все Гражданское уложение уже вызубрила.
– Конечно, не забыла, – Маше казалось, что мама там, далеко, улыбается. Стоит, наверное, у какого-нибудь дерева и отколупывает старую кору. Вот странно, она помнила ее лицо только по редким снимкам, которые не выкинул папа. Смутно помнила, какая она высокая и стройная. А длинные пальцы, которые отщипывают полоски-завитушки старой коры с сирени, до сих пор в памяти.
– Ты у меня умница, Машуля. Только отца не зли, ты же понимаешь – есть закон, а есть судебный обвинитель.
Маша закусила губу.
– А у тебя как дела?
– Да все хорошо, – вздохнула мама. – Все хорошо. Бабушка тебя целует-обнимает, хочет тебе варенья абрикосового передать, не знаю, получится ли.
– А работа? – перебила ее Мария. – Ты все там же, на этом дурацком складе работаешь? Бинты мотаешь?
– Машуль, ну что за выражения? – обиделась мама. – Нет сейчас работы в Винодельном, и это не склад, это лечебное производство. Мы на военных работаем, между прочим.
– Ага, – сказала Мария. – Весь мир давно на искусственную кожу перешел, а мы все бинты крутим и портянки мотаем.
– Все, Машка, хватит такие разговоры вести, – рассердилась мама. – Не нашего это ума дело, зачем военным бинты. Наши и без этой кожи всем жару дадут. Главное, заказы есть, работа есть…
– Ага. И хозяева твои вторую ладью в Туапсе прикупили. Хорошо, наверное, Ахмеду там.
– Да и пусть плавает, – отмахнулась мама. – Чем дальше от нас, тем лучше. Ой, все, меня зовут. Целую, золотце, обнимаю крепко-крепко. Все, трям, зайчик.
– Трям, мама, – сказала Маша, положила умник на столик. «Трям» – это из мультика, старого советского мультика про медвежонка, ежика и бочонок меда. Медвежонок хотел съесть бочонок, а ежик – сделать из него лошадку. В детстве Маша очень любила этот мультик.
Она не очень хорошо помнила, когда ушла мама. Она была, они смотрели мультики, читали – много читали, мама любила сказки Андерсена, они гуляли по набережной и кормили лебедей.
А потом вдруг мама исчезла, и с Машей стала гулять Галина Федоровна. Последний вечер, который она помнит, – мама расчесывала ей волосы и все время повторяла, что все хорошо, все в порядке. Что ей надо уехать ненадолго, потому что Машина бабушка сильно заболела и мама ей должна помочь. Но она скоро вернется, а пока они будут по умнику каждый день разговаривать. Маша не помнила. Наверное, она тогда плакала.
Поначалу так и было, мама каждый день с ней разговаривала, а Маша ей рассказывала, что случилось в саду или что они с Галиной Федоровной сегодня готовили. А потом мама все реже стала появляться. Маша просила, но папа сказал, что поехать к бабушке они сейчас не могут, Маше надо готовиться к гимнасию. Может быть, попозже.
Потом появилась Алина. И Маша все поняла. Она больше не разговаривала с отцом о маме, не просилась к ней – потому что каждый раз папа начинал сильно кричать. Маша его не хотела расстраивать, он и так на работе устает…
Мария спрятала
– Есть обновления ваших подписок, – известила система. – Русло «Все для веселья», русло «Это русские!», русло…
