– В топку.
– Русло «Хельга».
– А это выведи, – сказала Мария, села на кровать. По экрану поплыли строки, одна за другой, они находили краями друг на друга, сталкивались, как льдины. Спокойный монотонный девичий голос начитывал:
– Сохранить, – сказал Мария.
– Безопасность русла не подтверждена ПОРБ, оно, возможно, имеет вредное для вас содержание разряда 16+. Обращаю ваше внимание, что эти вирши содержат запретные слова…
– Сохрани, – крикнула Мария, хлопнула отцовским допуском по подставке. – Достала, железка.
Погасила картинку, упала на кровать. К черту это сочинение – с Марфой она договорится, потом сдаст. Что-то было не так, внутри что-то сдвинулось, словно она начинала заболевать.
Мария спустилась на второй этаж, села в лечебное кресло. Дорогая штуковина, в гимнасии образец попроще будет. Если она заболевает, кресло выдаст подтвержденное решение, отошлет его в гимнасий, и про сочинение на время можно будет забыть. Поболеть дня два было бы совсем неплохо. И Федя помучается.
Кресло запищало, передвижная дуга просвета двинулась, замерцала. Маша прикрыла глаза, поморщилась, когда палец кольнула игла.
– Мария Шевелева. Быстрая проверка закончена. Уровень телесного здоровья – в зеленом поясе. Текущий уровень душевного здоровья – в границах зеленого пояса, наблюдается легкое расстройство уровня железистых веществ, возможна нестройность чувств. Советуем…
– Да замолкни, – Мария соскочила с кресла, хлопнула
«И поболеть не дадут».
– Галина Федоровна, я вернулась, – долетел снизу веселый голос. – Маша уже пришла? А почему никто не ел мою лапшу?
Мария сморщилась, бегом поднялась в свою комнату.
Глава двадцать первая
Денис не сразу понял, что изменилось в классе. Думал о будущем прогоне «Прометея прикованного», эти чертовы горы ему никак не давались. Все вроде на своих местах, вершины, лед, снег, скалы, орлы, блин. А все равно
Почему девочки переглядываются, а пальцы у них так и летают над светоплатами – куда быстрее, чем излагает учитель? Почему парни как струны – тронь, зазвенят? Почему Маша Шевелева сидит с лицом бесконечно изумленного человека, а Локотькова ехидствует?
– Эй, луч света в темном царстве, в чем дело?
– О, ты помнишь наших обозревателей девятнадцатого века? – восхитилась Катерина Федоровна. – Все-таки чему-то вас учат в Москве.
– Проедем уже вчера, наступило сегодня, – буркнул Денис. – Чего все возбудились? Спичку брось, бахнет.
– На Улиту глянь.
Денис уставился на худую спину Улиты Козак. Всегда сидит сгорбившись.
Девушка перебросила косу через плечо – тугую, плотную, сверкающую в солнечном свете. Оглянулась.
Ярцева как током ударило. Глаза у Улиты были бездонные, яркие, серо-голубые. Он будто впервые увидел ее стройное, овальное лицо, высокие скулы, узкий, но идеально правильный нос. Улыбка – быстрая, как молния, светлая и чистая.
Улита отвернулась, склонилась к соседу. Беззвучно засмеялась. Денис молчал.
– Что, прошибло? – сочувственно спросила Катя.
– Не то слово, – сказал Денис. – С ней… Она изменилась.
– Преобразилась, – заметила Катя. – Подменили эльфы Козак, не иначе.
Денис покосился на Локотькову. Иногда Катерину Федоровну заносило на поворотах ее многознания.
– Но это все присказка, сказка впереди, – продолжала Катя. – Ты видишь, кто с ней рядом сидит?
Денис нахмурился.
– Рядом же Артем сидел. А сейчас Веселовский? Федя Веселовский?!
– Ага, – довольно сказала Катя. – На первом уроке сел. Артема отправил в почетную ссылку, а сам его место занял. Чем он, интересно, думал? Наверное, тем же, чем вы все, ребята, думаете, когда видите красивую девушку.
– Вот дела, – пробормотал Денис. – Ладно, Улита поменялась. Может, в избу красоты сходила, черт ее знает…
