Левая рука Бога

– Не знаю, почему вообще записал.

– Ты что, из анциферов? – прищурилась Локотькова. – Из тех, которые бегут от сетевого общества? Вот бы не сказала.

– Да ну, глупости какие, – поморщился Денис. – Я что, похож на придурков, которые свои удостоверения жгут, страницы удаляют и в землянках живут? Просто не люблю это. Как будто оттого, что я снимок сделаю или запишу, или еще круче, объем сниму, я сам стану кем-то другим. Каким-то более живым, чем до этого. Как будто оно, то, что я снял, мне принадлежит, хотя на самом деле ничего тебе не принадлежит. Вообще. Вот ты сейчас летишь на крутой тачке, рядом девочка, а впереди долгая и счастливая жизнь. А потом раз – и тебя как господь бог сщелкал. И все изменилось, и жизнь у тебя другая, и сам ты другой. Если жив вообще. Не знаю, сложно все это объяснить… Да и зачем тебе!

Ярцев разозлился – непонятно на что, забрал у Кати умник.

Она не обиделась, вздохнула:

– Жалко Федю. А с Улитой ничего, ни царапины. Бывает же так, уцелела.

– Может, и ни царапины, – сказал Ярцев. – Только вряд ли она уцелела.

– В каком смысле? – насторожилась Катя.

Денис вспомнил улитины глаза – без тени страха, промытые счастьем, посреди того ужаса. Не бывает таких глаз у нормального человека в таком положении.

– Так, чудится, – отмахнулся он. – У тебя-то что случилось?

– День сегодня какой-то безумный, – задумчиво сказала Катя. – Федя… и еще.

Она откинула рыжие волосы, качнула серьгами – большими кольцами, внутри которых завертелись кольца поменьше, а внутри еще, и еще – не серьги, а прямо модель частицы с кольцами янтарников.

Денис вдруг подумал, что в школе она такие не носит. Это что же – она на встречу с ним надела?

Да ну, бред. Мало ли где моталась после гимнасия, вот и нацепила серьги.

– Нет, со мной все хорошо, у подруги беда. Большая беда.

Ага, подумал Денис, сейчас я бы должен был спросить: «Может, помочь?»

Но он не спросил.

– Ненавижу это слово, – вдруг продолжила Катя. – Дольница. Куда бы ни пошла, они тебе в лицо: девочка, ты по доле? Девочка, ты же понимаешь свое положение? Будь умницей, Катя, учись хорошо, иначе знаешь, что будет. Ненавижу.

Денис молчал, но девушка его прекрасно понимала.

– Тебе без разницы, – мотнула она головой. – Ты из высшего разряда. Что тебе рассказывать?

– В разряд распределяют после второго испытания, в одиннадцатом, – напомнил Ярцев. – Так что ты там можешь оказаться, а я пролететь.

– Сам-то веришь?

– Так в чем беда? – спросил Денис. – У твоей подруги?

– Тебе-то что? – криво усмехнулась Локотькова. – Ты можешь из кармана две тысячи алтын вынуть?

Ярцев присвистнул.

– Зачем тебе столько?

– Не мне. Ей. Видишь ли, дорогой Денис, власть Нового Российского Союза заботится о народе, но забота эта опирается на основу ответственности. Уроки «Роднознания» прогуливал?

– Нет, я эту лабуду помню. А вот ты к чему ее вспомнила?

– Это не лабуда, – зло сказала Катя. – Ты про закон о «материнском долге» слышал? Да откуда, тебе же не рожать.

Она стукнула по умнику, с выражением прочитала: «Семья должна располагать достатком для рождения ребенка, в противном случае его изымают у безответственных родителей и помещают в чадолюбивые учреждения ПОРБ». Посмотрела на него в упор, прострелила серыми глазами:

– Ребенок у подруги будет, ясно? А у нее даже «времянки» еще нет. Из семьи – одна мать с дожитком по болезни. И плод она травить не будет.

Денис поразмыслил, понаблюдал за чайками в небе. Наглее ворон, они носились над берегом низконизко, распугивая голубей.

– На взятку деньги?

– С ума сошел? Может, это у вас в Москве так дела решают, а у нас порбовцы цельнолитые. Тронешь, аж звенят от сознания своего долга. Нет, ПОРБ отвалит, если на счету семьи будет не меньше тысячи алтын. Дети нынче недешевы, Ярцев.

– А еще одна тысяча зачем?

– Дерева накупить, построить самолет и улететь отсюда к ядреной фене! – сверкнула глазами Катерина Федоровна. – Все, я пошла. До школы, разрядник.

Ярцев только рот открыл, а она уже прыгала по камням, раздраженно размахивая сумкой.

И что это было?