Фицрой. Понсоменер полез следом, а я подошел, всмотрелся, сердце мое тревожно екнуло.
Фицрой сострил, но я в самом деле не пролезу. Не столько задница, с нею в порядке, но плечи раскачал на тренировках дай боже, сам любуюсь, но теперь застряну точно. А у Рундельштотта больше нет сил, прожег и так огромную дыру в гранитной плите толщиной в полметра.
Снизу донесся крик:
– Ты лезешь? Давай быстрее!
– Сейчас, – ответил я. – Коней привяжу, а то разбегутся…
Из-за края земли выдвинулось зеленое, как молодая лягушка, солнце, заблестело ярче и ярче, а когда помчалось к зениту, блеск стал невыносимым.
Я опустил голову и только теперь ощутил, что жар опалил не снаружи, как большое оранжевое, а изнутри… Странное ощущение, сладкая боль, словно все внутри зачесалось, все нервы, каждый нейрон, а потом боль стала обжигающей…
– Терпи, – прошипел я, корчась, – ты же уже попадал под зеленое… Ну и что, если тогда одни ноги… Сейчас больше… Как же больно!..
Жар утих внезапно, я упал на четвереньки, сейчас бы лечь, но мы социальные существа, заставил себя дотащиться до оплавленной дыры и, присев, крикнул:
– Как вы там?.. Луна проступила на полнеба, страшная, красная, от нее чесотку не подхвачу?..
Снизу донесся голос Фицроя:
– Ты совсем дурак?.. Или сумел от зеленого спрятаться?
– Оранжевое еще не зашло, – объяснил я, – когда зеленое выскочило. А зашли вместе… Что-нить нашли?
Фицрой крикнул зло:
– Не знаю! Там старик с Понсоменером шарят. А меня всего трясет, тебя же могло убить!
– Я толстокожий, – сообщил я. – Спасибо, Фицрой.
– За что?
– Что беспокоишься, – произнес я, – а мог бы…
Его голос донесся, как из дальнего подземелья:
– А я уже там, сундуки вскрываю!
– И много их там? – спросил я.
Он ответил едва слышно:
– Пока ни одного…
И все-таки во мне произошло нечто. Тот внутренний ожог что-то все-таки сделал. Скорее, навредил, вредит нам почти все, а помогаем себе сами, но, чувствую, этот вред можно обернуть на пользу, если сумею, что-то во мне бурлит и требует выхода…
Я посмотрел на другую сторону поляны, мысленно наметил там место, где окажусь, и всеми фибрами и всем-всем, что есть во мне, возжелал оказаться там.
Секундное головокружение, едва не упал, потому что мир сместился, передо мной густой лес, торопливо оглянулся.
Поляна с брошенной ямой и оплавленной дырой в гранитном основании сейчас шагах в двадцати. Не помню, то ли и хотел скакнуть на это расстояние, то ли на большее не хватило силенок, но и это хорошо, даже прекрасно…
Из дыры в плите поднялась голова, это Фицрой, поискал меня взглядом.
Я крикнул:
– Я здесь!.. Да не волнуйся ты. Ягоды ищу, грибы собираю, только они удирают…
Он едва не зарычал:
– Что ты за дурак? Мог погибнуть!
Я смотрел, как он с трудом протискивается наверх, упираясь руками в гранит и виляя всем телом, сказал неожиданно:
– Спасибо, Фицрой.
Он спросил с подозрением:
– За что?
– Даже сундуки оставил, – напомнил я. – Это же какая жертва…
Он выбрался наверх, выпрямился. Лицо оставалось злым.
– Вот-вот! Из-за тебя. Теперь ты мне должен два сундука с сокровищами. Нет, там было три!
– Но вас же и было трое…
Он отмахнулся.
– Да кто бы им дал? Один – деревенщина, второй – старик, ему уже к бабам не ходить, а кресло-качалка и теплое одеяльце на ноги у него есть…
