– Да, – подтвердил я. – А где Фицрой?
Он ответил тем же сонным голосом:
– Я послал за ним мальчишку. Глерд Фицрой изволил пойти на кухню.
– Свинья, – сказал я сердито. – Вот так всегда. Я за двоих тружусь, он за двоих оттягивается. Отдыхает, видите ли… От чего отдыхает?
Он кивнул и молча ушел с мешком, держа его в руке так, словно тот набит пухом.
Дверь башни скрипнула, я оглянулся, как и двое стражей у башни, на пороге появился Рундельштотт, костлявая рука взметнулась, прикрывая глаза от солнца ребром ладони.
– А?а, – проскрипел он, – уже готовишься? Молодец, быстро… Чего тут все так ярко…
Один из стражей, сразу учуявший мощный запах вина, сказал весело:
– День потому что. Мастер, вы уже трое суток в отключке!
Рундельштотт посмотрел на него, как верблюд на суслика, а я сказал со всей почтительностью:
– Мастер, я счастлив, что вы спустились проводить меня, но вам лучше… прилечь.
Он спросил в недоумении:
– Что… Прилечь? Где?
– Ребята, – сказал я стражникам, – отведите господина Рундельштотта в его покои. Пусть спит и видит молодых девок.
Стражники, весело ухмыляясь, чародей – свой человек, если напивается, почтительно поддержали Рундельштотта, однако он качнулся, сделал шаг вперед и едва не упал.
– Что? – возгласил он негодующе. – Проводить?.. Я намерен возглавить поиск!.. Вы, молодежь, только по бабам, что хотя и хорошее занятие, но обременительное и вредное, пусть и местами приятное… Ик!.. Где мой конь? Почему нет моего коня?.. Конечно, могу и без коня пробежать без остановки пару королевств, но это будет несолидно для человека моего возраста и положения… Ик!..
Стражи ухмылялись, пытались вежливо утащить его в башню, хотя там придется почти нести его, Рундельштотт уперся, ухватившись обеими руками за косяки.
Я сказал громко стражам:
– Мы возвращаемся в Дронтарию, а куда нам этот старик?..
– Уволочем, – пообещал один из стражей.
Прогремел приближающийся стук копыт, Понсоменер скачет в нашу сторону, держа в поводу четырех коней, на последнем навьючен мой мешок.
Рундельштотт заорал пьяным голосом:
– Молодец, мальчик!.. Именно моя лошадка!..
Стражи невольно отпустили руки, а он, почти не шатаясь, направился к коню, которого я наметил для себя, умело вставил ногу в стремя и, я не поверил глазам, поднялся в седло, почти не цепляясь за конскую гриву.
– Можем ехать, – провозгласил Рундельштотт пьяным голосом. – Запевай!
Стражники заржали, а Рундельштотт довольно умело развернул коня в сторону выхода из королевского сада.
Я не успел ничего сказать, во двор влетел запыхавшийся мальчишка, а за ним вбежал запыхавшийся Фицрой.
– Что? – закричал он. – Уже?.. А где мой конь?
Понсоменер ответил ровным голосом:
– Вон ведут. Вместе с заводными.
Фицрой сказал мне быстро:
– Тут командующий, как его, Теренц Брандштеттер, зачем-то предложил дать нам в сопровождение десятка два гвардейцев! Говорит, вдруг да где на дорогах разбойники… Хотя бы до границы.
Я отмахнулся:
– Поблагодарил и отказался?
– Поблагодарил, – ответил он, – но не отказался. А что? Может, пусть едут? Костер будут разжигать, песни петь. А потом продадим кому-нить в неволю… Гуцары как, купят?
– Хорошая идея, – согласился я, – но любой отряд двигается со скоростью самого медленного. Так что у троих скорость выше, чем у десяти.
Он ответил со вздохом:
– Как ты умеешь всю красоту портить!.. Ладно, откажу. Если встретим по дороге.
– Отказывай грубо, – посоветовал я. – Этот Брандштеттер все пытается надавить на меня, подчинить, потому отвечай грубо и нахально. Такое поймет лучше, чем увертки. Любые увертки – слабость.
– Не боишься наживать врага?
