– А мне плевать, – ответил я. – Думаю, и тебе. Мы перебрались в Дронтарию, не так ли?
Он заулыбался.
– Верно. Можно задираться. И как приятно быть хамом…
– И не говори, – согласился я.
Четверо конюхов бегом привели на длинных поводах коней, крупных, жилистых, заточенных для долгой скачки. Королева точно велела выделить лучших, все должны видеть, что не держит зла на глерда, переметнувшегося к королю Дронтарии.
Рундельштотт прокричал пьяным голосом:
– Ну что сидим?
Я тихонько ругнулся, старый чародей бодро хлопнул коня по шее, захихикал, и конь птицей понесся в сторону ворот. Фицрой быстро выбрал крупного жеребца в яблоках, поднялся в седло, оба с Понсоменером пустили коней галопом за Рундельштоттом.
Еще и старик, мелькнуло у меня злое. Возиться с ним в дороге, а он еще и начнет перехватывать командование? Нет, нужно освободиться от него сразу…
Догнать их удалось даже не в городе, а за воротами, когда стены остались за спиной, а впереди только широкая утоптанная дорога на север.
Рундельштотт уже не качается в седле, словно тряска выбила хмель, но я постарался догнать поскорее, старику не место в отряде с такой трудной миссией, и только открыл рот, как Рундельштотт повернулся и посмотрел на меня с усмешкой.
Я закрыл рот, на меня смотрит тот Рундельштотт, которого я лишь на мгновение увидел в его келье: трезвый, суровый, с жестким лицом и прямым взглядом.
– Мальчик, – произнес он сильным голосом, – я же говорил тебе, я крепче, чем выгляжу. Чародеи могут больше, чем о них думают, но не любят тратить магию на такую ерунду. Когда живешь и работаешь в башне, не нужна ни сила, ни ловкость.
– Гм, – сказал я, – это вообще-то круто… А много магии на это тратится?
Он поморщился.
– Все равно жалко. Умному что внешность? Так… Это в твоем телячьем возрасте важно. А подрастешь…
– Не знаю, – сказал я в сомнении, – мне кажется, я всегда бы старался делать себя молодым красавцем. Но я еще не был в… возрасте, так что лучше заткнусь.
– Мудро, – одобрил он. – Только редко кто так делает. Чем человек моложе и глупее, тем громче рассуждает, как бы он обустроил мир. Для хорошего мага то же самое, что одежда. Привыкаем к одной, но при нужде можно и сменить или обновить. Только настоящие мужчины редко меняют одежду. А моются еще реже.
Фицрой прислушался, расхохотался:
– А я какой? Одежду менять люблю, а мыться – нет.
– Когда станешь королем, – буркнул Рундельштотт, – тебя будут чтить в любой одежде.
Фицрой как-то странно напрягся и умолк, а потом поспешно заговорил, что вот там только что мелькнуло целое стадо кабанов, да таких кабанов, что всем кабанам кабаны, медведи перед ними – мыши!
Я оглянулся, сияющие белизной башни Санпринга скрылись за зеленой стеной леса, на всякий случай приподнялся в стременах, огляделся, нигде никого.
– Так, – велел я, – за мной!
Они придержали коней, глядя, как я круто разворачиваю свою лошадь под прямым углом да еще и направляю в самую чащу.
Фицрой вскрикнул:
– Ты чего?
– Диспозиция меняется, – сообщил я кратко. – Приступаем ко второй фазе. Или входим в нее… Мягко, но быстро. Хоть и медленно.
– Чё-чё?
Я не отвечал, они с заметной неохотой и недоумением въехали в эту чащу, а там я сказал негромко:
– Сейчас обогнем город, затем скрытно попрем в противоположную сторону. Не на юг, а на север!
Фицрой охнул.
– Что стряслось?
– Принцессу захватили, – сказал я кратко. – Мы спасательный отряд. Едем тайно даже от своих. Не узнают свои, не узнают шпионы.
Он прошептал:
– Адрианну?.. Ах, сволочи…
– С тобой здесь согласен, – оборвал я сухо. – А сейчас привал!.. Всем привал! Только место сперва отыщем и сразу привалимся.
На меня посмотрели в недоумении, Фицрой спросил:
