величество слишком уж подмял всех под себя. Наши вольности попраны…
– Но находились отважные, – спросил я, – кто противился?
Он посмотрел хмуро и с неприязнью.
– Хотите сказать, я не противился, потому уцелел?
– Я так не сказал, – запротестовал я, но всем своим видом подтвердил, что сказал именно так, но из вежливости говорю это, чтобы не обидеть хозяина. – Возможно, вы тогда разделяли взгляды короля на единоличность власти…
Он посмотрел исподлобья.
– А клан?
Я переспросил:
– А что клан?
Его лицо стало неприятным.
– Я глава большого и могущественного рода, который идет из глубины веков, но не глава клана!.. А клан противится воле короля. Я, даже если бы захотел принять сторону короля, не сделал бы этого!
– Прежде верность клану, – сказал Фицрой убежденно, – потом королю. А как же иначе?
Теринг взглянул на него с одобрением.
– Вы хорошо все понимаете, юноша. А вот ваш друг…
– Мы из разных королевств, – пояснил Фицрой, – мой друг из таких далеких земель, что ему многое здесь в диковинку.
– Далеко же вы оба забрались, – заметил Теринг. – Опасно было на дорогах?
– Не для нас, – заверил Фицрой. – Я считал, что во всем королевстве никто лучше меня не владеет оружием, но когда встретился с Евгеном…
Он сделал паузу, Теринг спросил:
– Что, он как боец еще лучше?
– Я понял, к своему стыду, – ответил Фицрой, – что для него я деревенский пастух с палкой в руке…
Теринг спросил с недоверием:
– Вот так настолько?
Мужчины за столом начали хмуриться, слова Фицроя еще бы не задели, никто из нас не допускает, чтобы кто-то был круче, а если и допускает, то со скрипом и не раньше, чем получит веские и неопровержимые доказательства.
Один из них, рослый мужчина со шрамом на скуле и заросший черной бородой до самых глаз, сказал мощным, громыхающим голосом:
– Это интересно… Даже очень интересно…
Рядом с ним глерд в пышных дорогих одеждах сказал тише, но в голосе крылось коварство:
– Доблестный глерд, а не покажете свое умение? Для нас это будет счастье и урок, а для вас возможность показать свое превосходство…
Я поморщился, но пока подбирал вежливые слова, чтобы отклонить предложение с наибольшей любезностью, Фицрой сказал почти с восторгом:
– Да! Это прекрасное завершение ужина!.. И спаться будет приятнее.
Теринг сказал весело:
– Эй, там!.. Принесите меч глерда Фигеля, который сейчас в гостевой комнате… Да побыстрее!
Сразу двое слуг ринулись из комнаты, я напрягся, нам еще не хватало, чтобы Фицрой начал перерубывать мечи противников, как деревянные прутики, однако он, бросив на меня взгляд, покачал головой.
– Нет-нет, извините… Я предпочитаю разминаться тупым оружием.
Теринг спросил с презрением:
– Глерд, что за слова я слышу? Вы хотите сказать, что вам недостает отваги?
– Увы, – ответил Фицрой сокрушенно, – иногда теряю самообладание… Так сказать, прихожу в боевую ярость. И, о чем почти сожалею, рублю всех. Потому обнажаю свой меч только в битвах.
Теринг усмехнулся:
– Хорошо. Выдать им затупленные мечи!
Слуга, что принес меч Фицроя, я узнал по размеру и предельно скромно украшенным ножнам, остался у входа, а другой отлучился ненадолго и вернулся с двумя уже обнаженными мечами стандартной длины.
Мужчины задвигались за столами, поворачиваясь в сторону середины зала, а те, у кого в руках кубки с вином, поспешно поставили их на столешницу.
Фицрой взял меч и ждал, а его противник некоторое время размахивал своим клинком, демонстрируя умение обращаться с оружием.
Теринг сказал с чувством:
