– Что это было?
– Ты слишком чувствительный, – сказал Рундельштотт, и я не понял, больше осуждения или одобрения было в его негромком голосе. – Это плохо для житейской жизни, любые несправедливости будут терзать тебе сердце, но хорошо для чародея…
– Даже и не знаю, – пробормотал я.
Он хмыкнул.
– Вот-вот. Ничего даром не дается. Обязательно взамен, а забирает что-то важное. Зато лучше будешь чувствовать мир… если настроишься, а это важный шажок, вот увидишь.
Навстречу попалась телега с двумя мужиками на облучке, один с вожжами в руках, другой, сидя рядом, водит точильным камнем по острию плотницкого топора.
Я ехал впереди отряда, издали помахал рукой.
– Привет, как жизнь?.. Ребята, тут есть где-нибудь остановиться на ночь?.. А то кони устали, да и мы не прочь выпить и отдохнуть в веселом месте…
Они переглянулись, мужик с вожжами невесело хохотнул:
– Ну да, езжайте прямо. Выедете как раз к Темной Глади. Вас там примут, место веселое…
В голосе звучала издевка, я насторожился.
– А что не так?
Второй, что точил топор, буркнул:
– Джака, чего зубы скалишь? Видно же, люди издалека… Уважаемые, впереди крепость Темная Гладь, что уже лет сто… нет, больше, служит тюрьмой для особо знатных… Говорят, там и свергнутые короли сидели. И принцы… Пока их не казнили или не удушивали, чтобы не кормить зазря.
Я видел, как встрепенулись Рундельштотт и Фицрой, только Понсоменер оставался безучастным.
– Ничего себе, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал предельно растерянно. – Нет, в таком месте что-то останавливаться не хочется… А каких- нибудь сел близко нет?
Телега уже проехала мимо, мужик с вожжами оглянулся и прокричал:
– Близко нету!.. Это специально, чтоб поменьше знали и говорили. Но если по левой тропке вон там, то к ночи как раз успеете к одной деревушке.
– Спасибо! – крикнул я вдогонку, а когда подъехала моя команда на измученных лошадях, я сказал почти бодро: – Нам почти повезло. Не обшаривали вокруг столицы все в радиусе сотни миль, а сразу к цели… У нас чутье!
Рундельштотт пробормотал:
– Только что не совсем… Мы ждем богатое и роскошное поместье? Загородный дворец?.. А мужик сказал насчет тюрьмы.
Фицрой возразил:
– Тюрьма для особо знатных, он сказал! Для свергнутых королей и принцев! Это значит дворец, еще какой дворец!
– Поехали, – велел я, пустил коня рысью, а потом перевел в нетерпении в галоп.
Деревья помчались навстречу, тут же исчезая за спиной, дорога петляла, начала уводить в сторону. Понсоменер вырвался вперед, чуя направление, далеко впереди так резко натянул повод, что конь встал на дыбы.
Фицрой хотел с разгона проскочить мимо, но Понсоменер ухватил за узду, остановил, а мы с Рундельштоттом придержали коней, Понсоменер зря не остановит, да еще так решительно.
– Дальше все открыто, – сказал Понсоменер.
– И что? – спросил Фицрой сварливо, но по привычке, понятно же, что нам лучше оставаться в незримости.
– Коней лучше оставить здесь, – сказал Понсоменер. – Я буду с ними, посторожу, а вы поднимитесь на вершину этого холма.
Мое сердце стукнуло тревожно, по телу прошла дрожь. Фицрой посерьезнел, покинул седло, а меч снял с крюка и повесил себе за спину.
Холм невысокий, лесистый, даже на вершине несколько дубов теснятся в борьбе за солнце. Я взбежал наверх первым, сердце стукнуло чаще.
За толстыми стволами открывается просторная долина, чудовищно огромная, а в самом центре грозно высится огромный мрачный замок-крепость. Среди дикой и нетронутой природы это единственное, что создано руками человека, если не считать довольно высокую, но полуразрушенную башню где-то в полумиле от замка.
Четыре этажа, из них два нижних без окон и дверей, только на третьем узкие щели бойниц вместо окон. Дверь, если это дверь, на третьем этаже, выходит просто в пустоту.
Фицрой сообразил раньше, или же сталкивался с подобным, сказал с уважением с голосе:
– Да, это не совсем загородный дворец.
Я всмотрелся, спросил:
– А где ворота?.. С той стороны?.. Но тропка вроде бы с этой. И прямо в стену.
