Но не обязательно назад в Паралон.
На борту «Индигового Дракона» Эвин по инерции взялась командовать, а ее отец с пониманием и покорно отступил в сторонку. Команда уже привыкла к ней, и, в самом деле, матросы задвигались живее, когда получали команды от нее.
Берт удовлетворенно покивали облокотился о поручни на носу корабля, а тот спокойно снялся с якоря и поднялся в небо над Паралоном.
Большую часть дыма развеял восточный ветер, но легкая дымка еще висела в воздухе, и размытая луна только-только появилась в ночном небе.
Проголодавшись, Чарльз заявил, что отправляется вниз, на камбуз, раздобыть что-нибудь поесть. Берт поведал, что выучил у Туммлера рецепт потрясающего ячменно-просяного супа, и присоединился к Чарльзу.
— Старый добрый Туммлер, — вздохнул Чарльз, когда открыл дверь и стал спускаться вниз по ступенькам. — Я часто думал, а не пригласить ли его в Оксфорд и Лондон — мне кажется, он бы отлично провел время. Но дело в том, что...
— Трудно будет объяснить, почему барсук разговаривает? — предположил Берт.
— Вообще-то я больше волновался, что он попадет под дождь, — признался Чарльз. — Запах, знаешь ли.
Джон остался на палубе, отчасти потому, что ему нравилось ощущение полета, но и для того, чтобы приглядывать за Джеком. С самого начала путешествия ни он, ни Чарльз не вспоминали о тех беспокойных чувствах, что обуревали Джека из-за гибели его друга на войне. События неслись с такой головокружительной скоростью, что Джон и позабыл, что бессонница Джека началась задолго до того, как на Архипелаге случилась беда. В душе его друга прятались монстры, и Джон боялся, не доглядишь — и они постепенно сожрут Джека изнутри.
Во время их первого приключения на Архипелаге именно Джона травмировали события войны, и он чувствовал себя таким одиноким, будучи разлученным с женой. Но начать с того, что он был на четыре года страше и опытнее Джека. Так что его путешествие на Архипелаг в качестве Хранителя «Географики» стало переломным моментом. Оно заставило Джона найти в себе силы, о которых он сам едва ли подозревал.
Но Джек попал на Архипелаг с другим мировоззрением и стал свидетелем того, как его друг погибает в результате принятого им, Джеком, решения и его, Джека, действий. Никому не дано понять за другого, как такое событие могло повлиять на человека, особенно если другой его друг позже также погиб в сражении и у Джека не было настоящей семьи, ему не к кому было возвращаться, негде было обрести свои корни.
Джек, не оборачиваясь, рассмеялся:
— Я прямо чувствую, как ты глазами прожигаешь мне дырки в спине, Джон. Знаю, ты беспокоишься обо мне, но не стоит. Я сам в состоянии о себе позаботиться.
— Не сомневаюсь, — заверил его Джон, присаживаясь рядом на перила. — Но, Джек, твои друзья здесь, чтобы поддержать тебя как угодно. И помни, я в какой-то степени понимаю,
Джек, было, запротестовал, но взял себя в руки и криво усмехнулся:
— Девять лет назад я бы с тобой поспорил. Но в последние годы я понял, что иногда спорю ради спора. Интересно, с чего бы?
— Это часть того, что делает тебя хорошим учителем, — сказал Джон.
— Может быть. Но со студентами я выигрываю каждый раз. Это не совсем честно.
— Тебе надо просто понять, в чем разница между спором ради спора и спором ради истины, — улыбнулся Джон. — Если речь идет о последнем, то неважно, честно это или нет. Важно, что это правильно.
Джек на секунду перевел взгляд на Джона и снова вернулся к созерцанию моря и неба.
Луна теперь целиком висела над горизонтом и царствовала в небе, превращая морскую воду в сливки и рассеивая последние клубы дыма от пожарищ, пятнавшие небо.
— Это был не Уорни, — вдруг сказал Джек.
— Что был не Уорни?
— Не Уорни стал звать меня Джеком. Это была моя идея. Вообще-то она мне приснилась, когда я был ребенком. Я просто проснулся с утра и объявил домашним, что с этого момента меня надо звать «Джек». Иногда они говорили «Джекс» или «Джекси», но «Джек» ко мне, что называется, прилип, и Уорни первым подхватил идею. Но имя я придумал сам.
Джон наморщил лоб и криво улыбнулся:
— Тогда зачем ты сказал, что это Уорни придумал? Какая разница?
— Не знаю, — пожал плечами Джек. — Наверное, мне неловко было говорить с кем-то о снах. Тем более в свете последних событий. Сны об Эвин и гигантах... Те сны в детстве были похожи на эти. Но на этот раз никто не шептал мне, что я должен изменить свое имя.
— Ну, если это тебя утешит, то меня никогда не называли Джоном. Я всегда предпочитал «Рональд», но в армии использовали полное имя, и бывали случаи, когда уместнее было представляться Джоном, и вот под этим именем меня узнал профессор Сигурдссон. А потом и вы с Чарльзом. Но больше ни один человек в целом мире не называет меня «Джон».
— Мы на самом деле не в мире, если ты не заметил, — сказал Джек.
