протекала мелкая речушка. Поселение составляли несколько десятков незатейливых домиков, в большинстве своем деревянные хижины, хотя некоторые были крыты дранкой и почти в каждом доме было по крайней мере одно застекленное окно.
Поселенцы почти не обратили внимания на гостей — словно отряд пленников, идущий по деревне, был для них в порядке вещей. Но каждый, мимо кого они проходили, смотрел на Лору Липучку.
Девочка заметила взгляды, устремленные на нее, и еще крепче вцепилась в руку Эвин.
В центре поселения находился большой круг из камней, похожих на низкие алтари, рядом с каждым из камней разложили костер.
Когда пленники приблизились, Берт не сдержал облегченного вздоха.
Посреди каменного круга находился «Индиговый Дракон». Не весь корабль целиком, но живое носовое украшение.
— Ох, хвала всем богам, — выдохнул Берт. — Хоть его спасли.
— Спасли? — усмехнулся Бертон. — Едва ли. «Индиговый Дракон» стал нашим первым пленником. Потом мы просто вернулись за остальными.
— Откуда вы знаете, что это «Индиговый Дракон»? — спросил Джон.
Бертон кивнул на Берта:
— Спроси
Берт бросил сердитый взгляд на их общего врага, что стало сюрпризом для Джона — Берт едва ли когда-нибудь сердито смотрел на
— Кажется, вы все о нем слышали или хотя бы сталкивались с его сочинениями, — пояснил он остальным. — Чего вы
— Это было до или после Мэгвича? — уточнил Чарльз.
— Какая разница? — сказал Джек.
— Действительно.
— Он инсценировал собственную смерть и исчез, — продолжал Берт. — Никто не ожидал, что он снова всплывет.
— Что ж, достаточно честная оценка, — произнес Бертон. — На своих книгах я сколотил состояние и решил сотворить себе новое будущее на Архипелаге Грез. Мне удалось пробыть здесь совсем недолго, когда я угодил в страшный шторм. Когда он наконец закончился, я очутился здесь, мой корабль был разрушен. Кроатонцы выходили меня, и в благодарность я разрешил им сделать меня своим вожаком.
На языке у друзей вертелись тысячи вопросов, но Эвин, как обычно, вернула всех к делам насущным.
— Я рада, что вы спасли «Дракона», но что с командой? На борту было больше двадцати фавнов. Кто-нибудь из них ранен?
— Не с этого, конечно, надо было начинать, — сказал Бертон, — но они оказали гораздо большее сопротивление, нежели вы.
— И за это вы их убили? — воскликнула Эвин. — Какая пустая трата жизни.
— О, они пошли в дело, — успокоил Бертон. — По правде говоря, они были
Джон, Джек, Чарльз и Берт лишились дара речи — но не Эвин.
— Варвары! — вскричала девушка. — Да вы не лучше Вендиго!
— Разумеется, — отвечал Бертон. — Мы, люди Запада, всегда были большими варварами, нежели наши восточные собратья. Да и как иначе, если мы находимся на самом западном из всех существующих островов?
Возле каменного круга располагалось строение, которое на вид походило на главный общинный дом кроатонцев. Друзьям позволили сесть на циновки, устилавшие пол в центре дома, и оттуда они смогли рассмотреть странное помещение.
У стен стояли ряды тяжелых резных стульев, как в британском Парламенте, и вся комната была залита ярким светом факелов, которые, если верить Джону, были скандинавскими. Циновки, на которых они расположились, были персидскими и гобелены, что весели на стенах и спадали на стулья, тоже.
Бертон занял место на возвышении в дальнем конце помещения, другие, на вид важные представители кроатонцев вошли в комнату и расселись по стульям.
Бертон помпезно и цветисто представлял каждого входящего члена индейского совета. Друзей немного сбивали с толку странно одетые люди, говорившие на необычных языках, которых представляли именами вроде Мюртвэйт, Келсо, Джиггз и Барнаби. Попадались и более привычные для индейцев имена, зачастую присоединенные к европейским. Это была необычное, но довольно гармоничное смешение сультур.
— Прямо пособие по культурной демократии, — прошептал Джек. — Хотелось бы мне подробнее изучить, как они до такого дошли.
— Наверное, свою роль сыграло то, что они оказались заперты в Подмире, — зашептал в ответ Чарльз.
— Не обязательно, — заметил Джек. — Может, они просто съели всех, кто с ними спорил.
Большинство индейских старейшин расселись, скрестив ноги, на широких стульях у стен, но двое (которых Бертон представил как своих адъютантов) сели на возвышение рядом с ним — хотя и заметно ниже и позади. Первый, по имени Мюртвэйт, носил широкие усы и очки с толстыми стеклами. Он скрупулезно записывал все сказанное и сделанное.