В отличие от бездомного бродяги, она умела думать и понимала связь между поступками и последствиями. Рабство, боль и прикосновение смерти избавили ее от излишней воодушевленности. Она уже давно не боялась убивать. Хотя, конечно, предпочитала делать это чужими руками. Но даже убивать нужно правильно. Если взялся сражаться насмерть – истребляй всех, под корень, дабы опасность не возродилась снова. Не способен истребить – не вороши гнездо.
Столичный колдуненок не смог сделать ни того ни другого. Ни истребить, ни воздержаться. И теперь где-то там, в лесной чащобе, таились сотни преисполненных ненавистью сир-тя, жаждущих крови.
Только такой безмозглый червяк, как Енко Малныче, мог вообразить, что они, слабые и испуганные, выйдут с белыми иноземцами на честную битву. Не-ет… Они будут выбирать отставших, отлучившихся в кусты, пьяных, зазевавшихся, уставших, заснувших. Они будут поколение за поколением кочевать возле соединяющей два острога дороги и ловить удачные моменты, дабы зарезать еще одного-другого путника. Теперь этот путь уже никогда не станет спокойным.
– Клянусь дочерьми Сииг-Нга-Ниса, проклятый колдун, ты достоин любви всех семи![1] – пробормотала чародейка.
Митаюки-нэ не очень нравилась мысль казаков соединить старый острог и новые крепости. Уж очень легко подчинялся Матвей Серьга приказам воеводы. Но если уж через ее земли проляжет дорога – она должна быть безопасной! А север Ямала она уже привыкла считать своим. Тем более что новый проложенный путь начисто отрежет всех обитателей по правому берегу Варанхая и левому берегу Ямтанга от Великого Седэя, от столицы, от поддержки южных городов. И племена, все еще почитающие себя вольными, будут вынуждены явиться к ней на поклон.
Темная ведьма сжала кулачки, снова тихо ругнулась, вздохнула и отправилась к разоренному святилищу.
– Все ли амулеты собрали, други мои? – окрикнула она растаскивающих обрывки шкур казаков.
– Вроде как все, красна девица, – отер ладони одну о другую Кондрат Чугреев. – А ты, никак, помочь желаешь?
– Полагаю, в Доме Воинов еще золото может быть.
– Туда немец с Михейко отправились, – сказал Иван Егоров. – Соберут.
– Я вот вспомнила, воевода, что жены твоей, Настеньки, уже год, почитай, не видела. Расскажи, как она? Здорова ли? Как сыночек твой, взрослеет? Здоров ли? Я прямо в нетерпении ныне, что увижу их вскорости! Мы ведь отсель в Троицкий острог направимся?
– В острог? – Воевода и атаман переглянулись. – Как бы нет, Митаюки, иные у нас мысли. Надобно в верховья идти, волок оборудовать, острог при нем рубить. На тот случай, коли колдуны здешние путь наш перекрыть захотят.
– Да-да, мысли мудрые, так поступать и надобно… – Девушка вскинула ладошки к губам. – Однако же обидно зело: так близко к подругам побывать и не увидеться…
– Устинья, кстати, про тебя спрашивала, – очень к месту вдруг вспомнил Кондрат. – Очень обнять желала.
– Ус-нэ вернулась?! – радостно захлопала в ладони юная ведьма. – Нет-нет, я обязательно должна ее увидеть! Она цела, здорова? Маюни ее нашел?
– И он тебя вспоминал, – согласно кивнул бородач.
– Други, казачки милые, отпустите меня до подружек?! – взмолилась чародейка. – Я недолго, всего за пару недель обернусь! К чему я вам у волока сего? Земли окрест ныне мирные все, христианские, война кончилась. Сир-тя тамошние встретят с радостью, чем смогут, помогать станут… Без меня обойдетесь. Капитан Штраубе тропинки и схроны покажет, а муж мой, мыслю, тоже подтянется.
– Так иди, конечно, – легко согласился Егоров. – Настенька тебе обрадуется. И ты девок порадуешь, что сечи кончились, а у нас ни един человек живота не потерял. Токмо раненых трое, да и те на поправку идут.
– Ой, благодарствую, атаман! – Митаюки на радостях даже обняла воеводу, чмокнула его в щеку и радостно побежала к кострам.
– Ох уж эти девки, ветер один в голове, – укоризненно покачал головой Кондрат. – А все туда же, в походы ратные рвутся. И ведь эта еще за умную сойдет! Ан туда же, всякое дело побоку, лишь бы с подружкой языком потрепать. Баба, что возьмешь? Ну да так оно и проще. Баба с возу – кобыле легче.
Чародейка тоже испытала облегчение. Теперь казаки будут полагать, что знают, куда пропала девушка с отрядом сир-тя, и не станут мешаться под ногами. У них вроде как свои планы имеются и свои игрушки. Пусть развлекаются.
Обитать в разоренном поселке Митаюки не нравилось. Но мужчинам следовало дать отдых, позволить набить пузо, расслабиться брагой, пошарить по домам в поисках добычи – и потому она терпеливо ждала, вселившись в чистый ухоженный чум из второго ряда домов, и пребывала в нем, не высовывая носа, дабы не видеть творящегося безобразия. Храбрый молодой Тарсай-няр и бывалый Нахнат-хайд по очереди приносили «белой госпоже» то корзины с фруктами, то горшки с запеченным мясом, то кувшины со слегка забродившим сливово-малиновым настоем, так что нужды чародейка ни в чем не знала и могла посвятить себя куда более важному занятию, нежели война: единению с огромным окружающим миром.
Несколько раз черная ведьма пыталась заглянуть в будущее, но ее успехи оказались позорно малы. Посылая легконогую дочь Нум-Торума на годы вперед – она видела лишь снежную пустыню. Отправляя вперед на месяцы – созерцала в зеркале воды лишь брошенные, пустые чумы.
