– Вот это динозавр… – восхищенно протянул Станислас. Я была счастлива, что ему понравилась отцовская машина. Я оставила его осматривать 'старушку', а сама заторопилась приготовить обед.
Дров Станислас приготовил много. Поленьев собрал по окрестным клетям, наколол и щепок и чурок, и обрубки сложил горкою. Схватив охапку, я вошла в избу. Открытые настежь, навстречу палящему полуденному солнцу, окна сотворили чудо, сквозняк прогнал затхлый запах, и в доме было светло и уютно, несмотря на убогую обстановку.
– Сейчас, сейчас,- погрозилась я, -…только печку растоплю.
Пока занималась щепа и обрубки, я начистила картошки, достав чугунок, плеснула воды, почистила тряпочкой, и насухо обтерев, удовлетворенно вздохнула. Чугунок с картошкой, накрытый деревянной крышкой, был помещен в устье печи и закрыт заслоном. Чайник с тусклыми от времени эмалированными боками закипал на платформе. Я накрыла с треснувшей полировкой стол, застиранной до состояния марли скатертью, овощи и хлеб нарезала и разложила по кое-где треснувшим тарелкам с надписью 'Приятного аппетита'.
Станислас шагнул в горницу и потянул носом. Схватил кусок хлеба со стола и откусил половину.
– Немедленно положи назад. Вымой руки, – приказала я, и сделала паузу. – Я позову тебя к столу, когда всё будет готово.
– Один кусок всего… – возмущенно проговорил опешивший от моих приказаний Станислас.
– Дисциплина это… – начала я.
– Протестую, мы в деревне, не на светском рауте! – напомнил Станислас.
– Так давайте теперь грязными руками, тайком хватать еду с тарелок, – продолжала возмущаться я, явно преувеличивая проступок Станисласа.
Опять же из чувства протеста, он, с показной неторопливостью, положил оставшуюся половинку хлеба себе в рот и, жуя на ходу, отправился мыть руки.
– Протестант! – взвизгнула я.
В ответ Станислас громыхнул ведром.
Глава седьмая
Знала бы моя тетка Анастасия, чем занимается ее крестница, в нескольких километрах от родного дома, оттаскала бы меня за косы, отхлестала бы кухонною тряпкою и выставила б на порог, на все четыре стороны. Крестница в чем мать родила, утомленная жаркими объятиями своего любовника и печного жара, возлежала на полатях, на пестреньком лоскутном одеяле и накручивала на палец темные колечки волос его лобка. С цветом моих волос отношение Станисласа ко мне странным образом изменилось. Я не была знатоком отличий влюбленного мужчины от буднично-банального типа встречающегося в быту, но сердце подсказывало, что это не 'на безрыбье', или же 'безрыбье' так затянулось, что переросло в настоящее чувство. Он был настойчив, неутомим, безудержно ласков и раскован настолько, что чудовищные вещи, вытворяемые нами, казались мне детскими шалостями. Я не стеснялась трогать его, позволяла рассматривать себя и не сдерживала сдавленные стоны, вырываемыми из моей груди его бесстыдными движениями. Благодаря белесым прядям, за одни сутки из девственницы я превратилась в распутницу, и мое новое состояние безумно нравилось мне и моему растлителю.
– Какая ты неуёмная, – горячо выдохнул Станислас, отзываясь на копошащееся движение моих пальцев, – еще вчера умоляла меня пощадить, слезы лила, а сегодня как голодный щенок, дорвавшийся до пищи…
– Время вспомнить, что оголодавших следует кормить… – прошептала я, но пальцев своих из влажных волос не выпустила.
– Понемногу и постепенно, что бы привыкнуть к пище, не получить расстройства, – шептал мне в ответ Станислас, – у тебя не случится расстройства?
– Случиться, если ты не перестанешь возбуждать меня болтовней, и не займешься делом! – шутливо прикрикнула я на Станисласа, сжав в пальцах и подернув вверх его темный холмик.
– Бессердечная! – воскликнул он.
– Сердечная, сердечная, – я накрыла ладонью его пах и взглянула в лицо Станисласу. Станисласу нравились наши игры. Он пристроил мои ягодицы на своих бедрах, и лоскутное одеяло затрещало старыми нитками, предупреждая о возможной катастрофе.
Ищут пожарники, ищет милиция… Галина взахлеб рассказывала мне, какие слухи проползли по нашему городку, в связи с нашим исчезновением. Первый и самый популярный, влюбленные сбежали от разъяренного отца, противившемуся их браку.
Разъяренным отец был и в самом деле. Владимир Станисласович не предполагал исчезновения своего сына и собственного референта и более того, доверенного лица.
На ноги была поднята местная милиция, собственная служба безопасности во главе, …конечно же, Ставицкого, который беспрепятственно пользовался информацией поступающей со всех постов, как я подозревала, в своих личных целях. Слух номер два предполагал похищение с целью выкупа сына самого богатого горожанина, я же попалась под руку, и, скорее всего меня нет в живых. Против этой версии выступало то, что самый богатый отец до сих пор не получил условий и сумм за освобождение своего непутевого сына. Третий слух вверг меня в безудержный смех, по окончании которого Галина заверила меня, что он имеет право на жизнь.
Заключался он в абсолютно непроверенной информации, что референт Хадраш-старшего до невозможности красива и, прельстившись неземною красотою, Хадраш-младший похитил красавицу и держит пленницей где-то в теплых краях.
– Васька вернулся, – под занавес решилась признаться Галина.
– Приняла? – со вздохом спросила я, заранее зная ответ.
– Кому я еще нужна? – тоном мученицы произнесла Галина.
Вот это были враки. Местные любители этого искусства очень высоко оценивали ее кинематографические качества, холеное тело, шикарную улыбку, аппетитные формы.
Зная любимые эскапады и поведенческий стиль Калаша можно предположить, что неоднократно Галина будет принимать этого 'блудного сына отечественной порноиндустрии' назад. Актрисам этого жанра платят куда больше, чем актерам, но при этом женская жизнь в 'искусстве' куда короче мужской. Что будет с их 'горячими' отношениями?
– Не прибедняйся, – наконец ответила я на риторический вопрос Галины.
– Долго бегать будете? – спросила она, удовлетворенная моим ответом.
– Черт, – ругнулась я, – когда я остываю от любовных утех, то начинаю думать, что-то в этом есть такое,…какая-то нестыковка. Судя по тому, что наши конкуренты были готовы на решительные меры, а об этом свидетельствует и выведение из строя охраны, и организованная погоня, но в итоге они удовлетворились нашим отсутствием в городе и только! Ради чего весь этот фейерверк? Зная Ставицкого предположить, что он довольствуется ролью одураченного, по крайней мере, глупо. Но Станислас ведет себя именно так. Он успокоился, Ставицкий ему не преграда. Игорь Александрович всего лишь шеф департамента по безопасности его отца, не противник. Станислас уверял, что посвященных лиц трое. Он сам, Ставицкий и я. Если Ставицкий не 'злодей', то им является мой любовничек. Тогда для кого затевался спектакль? Для Ставицкого? Для меня? Какую роль играю во всем этом я? Это меня он хочет одурачить, сделать грязную работенку моими руками, заморочить простушке голову любовной ерундой?
– Стоп, девушка! – Галина прервала поток моих вопросов, в общем-то, обращенных к себе самой. – Тебя послушать, сплошные заговоры! Могу понять и Хадраш и Глоуб, но ты-то тут причем!
– В этом все и дело. Я не причем. Меня к этому привлекли. Я выполняю отвлекающую роль. Ширма. За которой потихоньку творятся настоящие преступления. Отпадает надобность, и ширму сворачивают.
– Как сворачивают?
– Есть много разных способов, но один из них самый верный. Физическое устранение.
