свою чашку навстречу его, чашки глухо содвинулись.
– За удачу! – провозгласила я.
– За любовь! – отозвался Станислас.
– Владимир Станисласович не обрадуется, узнав о наших отношениях, – продолжала я интересующую меня тему. – Кто ты и кто я?
– Не бери в голову, он мне не указ. А после всего…- он запнулся, но продолжил.
– Я не советую тебе работать у него, хочешь, переходи ко мне? Хотя, когда мы вернемся, ты станешь очень богатой женщиной и можешь не работать вовсе. Откроешь свое дело, у тебя получится.
– Мне нравиться работать у твоего отца, – я сознательно разжигала страсти, – он никогда не относился ко мне как к стоящему ниже по иерархической лестнице.
– Всё изменилось, – я видела, как Станислас побледнел, и голос его приобрел ледяной оттенок. – Работать на него ты не будешь. Жить будешь со мной.
Моя чашка выпала из рук, плеснув по ногам холодной влагою. Удивительно она даже не разбилась, несмотря на свою древность и щербатость. Станислас поднял ее, встряхнул и налил шампанского.
– За это и выпьем, – предложил он.
Я сунула нос в чашку, что бы ни смотреть в глаза Станисласу. Он дождался, когда я сделаю глоток, и попросил:
– Ну, поцелуй же меня, или не рада?
Я поцеловала его поцелуем Иуды. Щеки мои горели от стыда и отчаяния. Отступать некуда. Я продолжила:
– А как же мы решим с твоим отцом…
Станислас взорвался.
– Пошел он к черту! Он нас не спрашивал когда женился на Натали! Никогда не прощу ему слёз моей матери! – глаза метали молнии, кулаки были сжаты, рот скривился от непереносимой ненависти. – Он ее убил! Убийца! Убийца не может рассчитывать на снисхождение!
– Успокойся Станислас! – я испуганно прижала руки к груди. – Не суди его, да не судим будешь.
– Не прощу, – сквозь зубы процедил он.
Это было страшнее, чем его крики. Похоже, права молва, что от ненависти к отцу он может решиться на отчаянные поступки. Ответ мы узнаем завтра. Я приблизилась к нему, взяла его лицо в свои ладони и, глядя в зеленые льдинки, сказала:
– Я люблю тебя. Помни об этом, что бы ни случилось.
Он совершенно успокоился, мы пили шампанское, сидя на трухлявом крылечке и смотрели, как стремительно темнеет ночное небо, и появляются яркие звезды и полная луна. Прохладный ветерок шевелил его светлые волосы, и мне ужасно хотелось поцеловать ямочку на его подбородке. Скоро кончится мое счастье. Нельзя сейчас думать об этом, а то мои последние, счастливые минуты обратятся в ожидание кошмара.
– Я хочу заниматься с тобой любовью, – сказала я вставая.
– Боже, какое чудовище я создал! – засмеялся Станислас.
– Пойдем, Франкенштейн! – подтолкнула я его, шикнув на себя за то, что подумала как он прав!
С утра Станислас уехал в юридическую фирму, подвизающуюся на ниве патентно-лицензионной деятельности, и я со страхом ждала его возвращения. В этой организации я была вчера и зарегистрировала авторские права корпорации 'Хадраш текнолоджи' на новейшие разработки в информационных технологиях. Каковы будут глаза у Станисласа и у патентного поверенного, когда они обнаружат, что Хадраш-младшего опередила шустрая девица, с крашеными волосами и раскрашенная жутко вульгарной красной помадой. 'Но Вы не беспокойтесь, господин Хадраш, интеллектуальная собственность принадлежит Вам', скажет толстый Уточкин.
Мне от этого легче не будет. Я Иуда. Предатель. Может мне не дожидаться праведного гнева и убраться по добру, по здорову? Нет, уж больно хочется услышать, что в итоге готовил Станислас, надеюсь, он мне всё выложит. И в красках. От ужаса и долгого ожидания я озябла, несмотря на июльскую жару. Я сидела около стола и рассматривала разъехавшиеся нити старой скатерти, когда раздался рев автомобиля прорывающегося через колдобины на бешеной скорости. Я вжала голову в плечи и приготовилась к худшему. Мотор еще долго ревел, пока не заглох, окончательно захлебнувшись последним рыком. Зверски хлопнула дверь 'Волги'.
Я разозлилась. Автомобиль-то тут причем! Я распрямила плечи и, гордо вскинув голову, ожидая своего палача.
– Где эта сука?! – хлопнула калитка, и Станислас взбежал на крыльцо.
Он был пьян. Боже, как в этом виде он добрался из города, умудрившись не наскочить на инспекторов ДПС?
– Ты что натворила, дрянь?! Кто тебя надоумил?! На кого работаешь?!
– Думаешь, я сама сообразить не могу, что ты используешь меня? – сказала я спокойно. – Для этого не обязательно на кого-то работать.
– Придушу тебя!!! – в запале он откинул попавший под ноги старый венский стул.
– А что собственно произошло? 'Хадраш текнолоджи' является владельцем патента на изобретение согласно патентному закону. Ты наследник, всё твое. Ты чем недоволен?
– В гробу я видал это наследство! А 'Хадраш текнолоджи' я все равно разорю, разорву на мелкие части, продам и деньги пущу на ветер!! – неистовствовал он.
– Тебе от этого какая корысть? – задала я вопрос вопросов.
– Растопчу, сотру с лица земли! – не унимался пьяный Станислас. – К чертям 'Хадраш текнолоджи', да здравствует 'Глоуб Коммьюникейшн'!
– Хочешь купить Глоуб? – вымолвила я.
– Купить?! Я и есть владелец 'Глоуб Коммьюникейшн'! Приятно познакомиться! А ты маленькая, страшная сучка, которая не стоит того, что бы прикоснуться и пальцем!
Для кого ты старалась?! Шпионила для моего папаши?! Он что, трахает тебя?! Скажи, сука?!
Он схватил меня за ворот моей футболки и с силой притянул к себе. Он тряс меня и дышал мне в лицо водочным перегаром. Его лицо было искажено злобой, болью и еще чем-то, чего я никак не могла угадать. Так вот кто владелец Глоуб! Вот это да!
Он и вправду гений!
– Что молчишь?! Я прав?!
– Дурак, – сказала я. – Ты забыл, я была девственницей.
– Кому это мешает?!
– Ты сумасшедший. Зачем твоему папаше какая-то пугало секретарша-девственница, когда рядом Натали?
– Значит это кто-то из 'Хадраш текнолоджи'! Казбек?!!
– Ты ревнуешь или злишься на то, что я тебя провела?
– Я стараюсь понять твои мотивы!
– А то, что ты всё это время обманывал меня, мстил отцу моими руками это не мотив? Кстати, смерть Еремеева твоих рук дело?
– Не разбив яиц яичницу не приготовить, – Станислас немного убавил громкость, отпустил порванный ворот футболки, и, тяжело дыша, сел на табурет. Я села напротив.
Мы молчали. В желудке у меня было пусто и холодно, словно я проглотила кубик льда. От напряжения меня немного подташнивало. Я прижала руки к животу и наклонилась вперед, что бы унять неприятные ощущения.
– Что с тобой? Я тебя не бил…
– Желудок разошелся…
– Понервничала, наверное.
– Наверное.
– Заживет, как на собаке. Нет, собака для тебя слишком хорошо. Собака это друг, – снова завелся Станислас. – А ты – гиена. Нет, падаль, которую жрет гиена.
– Ты поэт.
