Сказки чужого дома

– История не закончилась. Но лучше… расскажи мне про свою сестру.

Ева мало что могла поведать ему. Повествование умещалось в несколько предложений. Она обидела Хаву, Хава исчезла, Ева пошла следом и украла ее мечту. Что делать с мечтой, что делать с сестрой, – не знала. На всякий случай, тише и тверже, девочка добавила в конце:

– Поверьте. Я ничего не знаю о вашем Звере и заговоре. И вы не представляете, скольких офицеров я пропустила, когда ждала у Башен. Я подбежала к вам, потому что у вас… – она запнулась и потупилась, – были добрые глаза. Я глупая, да? Я именно это скажу дознавателям… если меня начнут допрашивать.

Офицер сидел неподвижно и прямо. Было страшновато, но Ева все же решилась: подползла поближе и обняла его, уткнулась макушкой в грудь. Она не стала ждать, обнимет ли он ее в ответ или оттолкнет. Ева отстранилась, едва он шевельнулся, и натянуто улыбнулась, свешивая с кровати босые ноги:

– Вещей у меня почти нет, так что я быстро…

Она не успела закончить. Краусс снова сжал ее предплечье.

– Раз ты не желаешь оставаться… думаю, тебе стоит поехать со мной.

Ева дернулась, и хватка стала крепче. На коже должен был остаться след. Она попыталась убедить себя, что ослышалась, и потерянно спросила:

– На… Травлю?

Офицер осклабился. Ева в который раз увидела то, что с самого начала пугало ее, – как быстро теплый взгляд становится холодным. Как обозначаются жесткие складки возле рта. И как что-то неуловимо меняется во всей осанке.

«Краусс сумасшедший. Говорят, он посмотрел Зверю в глаза».

– Да-да. Заодно проверим, хватятся ли тебя на той стороне. Это интереснее, чем допрос.

– Но…

– Не бойся. Я не повезу тебя как арестованную. Ты наденешь форму.

Взгляд прожигал насквозь. Ева почувствовала озноб. Она покачала головой, потом упрямо ею замотала. Впрочем, это вряд ли могло что-то изменить.

– Я плохо дерусь! Я не готова! И я…

– Не хочешь выступать против своих?

– А вы хотите, чтобы кто-то выступил против кого-то? – Ева не ожидала, что задаст этот вопрос. Она успела заметить: Краусс дернулся, будто от оплеухи. Тут же он выпрямился и поджал губы:

– Я не разбрасываюсь пушечным мясом. Я буду с тобой. Но…

– Не хочу, – прошептала она. – Я…

– То, что ты увидишь, многому тебя научит.

– Так нельзя!

Уголок его рта слабо дрогнул, пополз вверх. Ева боялась этой улыбки. Открытой, но ледяной. Как и взгляд его глаз.

– Я пришел сюда, чтобы свернуть тебе шею, пока ты спишь. Еще не поздно.

– Вы же… шутите?

– Нет, милая ле. Согласись, предатели заслуживают смерти. Предатели, которых мы успеваем полюбить, – смерти мучительной. А я привязался к тебе… так что не серди меня.

Он встал. Ева схватила его за край мундира:

– Подождите! Лучше просто допросите меня!.. Вы поймете, что я не лгу, пусть там будут лавиби, пусть пытки, и…

Краусс перехватил ее запястье. Ненадолго удержал, провел большим пальцем по тыльной стороне ладони и вновь улыбнулся. В какой-то степени улыбка даже была теплой. Только это уже не успокаивало.

– Я почти верю тебе. Но моя вера дорого стоит.

Она опустила руки, кивнула и крепко сцепила пальцы в замок. Неожиданно Краусс подмигнул:

– Не забудь сделать вид, что я действительно с тобой попрощался. Как ни печально, иначе они решат, что мы что-то скрываем, и могут начать болтать. До встречи.

Он вышел прочь. За окном было почти светло.

2. Зрелище

Перед глазами расплывалась мутная пелена. Снова, в который уже раз, Тэсс подняла взгляд от купленной газеты «Син. Здесь и сейчас» и посмотрела вперед, на пустой железнодорожный путь. Теперь она начинала понимать, что видела четверть часа назад.

Их была целая толпа. Они курили и разговаривали возле неприметного, мертвого, но мощного поезда. Раздался визгливый гудок. Паровоз выпустил высокое облачко пара. Красного пара. Это облачко напоминало кровь и, казалось, могло оставить следы даже на небе. Тэсс перевела взгляд с багровеющего сгустка на лица людей – бледные, точеные и оживленные. Это было пугающее, хищное оживление. Предвкушение чего-то.