Саман помнил: слова слышала Мина, хотя и вряд ли поняла их смысл. Именно поэтому, когда поезд остановили, к последним вагонам ринулась треть всех сил Длани. Тогда он окончательно понял, что его подозрение было ошибочным. Детей к бою явно не готовили. Они ничего не делали. Просто падали и гибли под пулями.
Пока они еще ехали, он пытался расспросить их. Дети молчали, и вскоре Саман оставил их в покое. Его и так тревожило слишком многое.
Например, что он не сможет руководить обороной поезда, находясь здесь, в хвосте.
Или что Чара недавно родила и была не в порядке, а от нее зависело поведение Быстрокрыла.
Или то, как Конор поступил с Миалем, надев мундир.
Странные дети молчали, а потом так же молча умерли. Но Саман запомнил кое-что еще.
– В том вагоне, куда я запрыгнул, когда началась погоня за Быстрокрылом, – тихо продолжил Роним, – было несколько живых. Девочка, два мальчика. Я видел их среди трупов, на полу. Три ребенка среди груд тел. Они молча смотрели на меня и даже не плакали. Я приблизился… и тогда они вскочили. Я еще не закрыл дверь и вдруг подумал: они, наверное, думают, что я пришел их добить. Тогда я бросил оружие, раскинул руки и сказал: «Идите ко мне». Думал… хотя бы обнять их. Они подошли. Вцепились в меня, все втроем, прижались. Они так дрожали, Миаль… не передать. Я сказал что-то вроде: «Не бойтесь, все кончилось, я вас заберу». И…
– И куда ты их дел?
Отшельник сидел прямо. В его глазах появился настороженный блеск. Он слушал и запоминал, явно стараясь сосредоточиться только на рассказе.
– Никуда. Они шагнули навстречу и вытолкнули меня. В озеро. А перед этим девочка сказала мне…
– Что?
Роним видел: Отшельник весь подался вперед. Сейчас он как никогда похож был на шпринг или лавиби… кого-то, кто пытается понять больше, чем способны дать слова. Он хватался за возможную подсказку, вот только…
– Она произнесла: «Уходите. Тут сейчас будет очень плохо».
Миаль сцепил кончики пальцев и прислонился к ним лбом. Непривычно черные волосы частично закрыли его лицо.
– Я… благодарю тебя.
– Вряд ли стоит.
– И все же.
Он поднялся. Роним остался сидеть, только поднял голову:
– Ты не надумал вернуться? Поговорить с ним?
– Такую правду должен открывать близкий человек. Который знает, как потом облегчить боль.
– Думаешь, я знаю?
Отшельник вымученно улыбнулся и издал смешок.
– Однажды ты вернул ему голос, Роним. Кто знает его лучше тебя?
Хотелось опустить голову. Или просто отвернуться. Не думать о том, что стоит за этими словами. Кто он, в конце концов? Серая шавка, так их зовут. Как нечто
Там в квартире он
– Что ж. Если можешь уйти, уходи, – сказал Роним и увидел кривую улыбку Отшельника.
– Жестоко. Все-таки правы те, кто говорит, что серые ничуть не лучше алых.
– Теперь мы квиты. Вот и все.
Миаль произнес эти слова, когда они стояли под проливным дождем на берегу одного из сотен безымянных веспианских озер. Поезд остался позади, все было кончено. «
Отшельник не воспользовался дверью подъезда. Просто шагнул в тень и исчез.
– Ты знал и это?
Роним впервые мог сказать правду, глядя на лица на газетной полосе, и был рад этому.
– Нет. Я был уверен, что Чара Деллависсо…
– Мертва. – Ласкез наконец поднял глаза. – Да, помню, та красная тряпка в воде…
– Ее шарф. У нее было два таких. Она любила этот цвет.
Зачем нужны эти бессмысленные детали? Но лучше не молчать. Просто говорить хоть что-то, вдруг это поможет, ведь больше всего Роним опасался, что…
