казалось, мог в любое мгновение раздавить стекло. Нужно было подождать еще чуть-чуть. Жераль сосредоточился на глухом тиканье настенных часов, отсчитывая. Раз… два… три.
– Там было много людей? – наконец спросил он.
– Да, – последовал ровный ответ.
– Солдаты?
Сиш кивнул.
– Серопогонная стража?
– Не только.
Шпринг сделал неглубокий вдох и попытался моргнуть, но Жераль мотнул головой.
– Наши люди тоже. Мертвые.
Шпринг подтвердил:
– Да.
– Это… все?
В его взгляде мелькнула паника. Зрачки сузились, но остались сосредоточенно застывшими. Шпринг облизнул губы.
– Не все, – ответил за него Жераль. – Кто-то еще. Кто-то, кто на тебя напал. Кто-то, кто тебя напугал. Кто-то…
…Кто-то, после встречи с кем Сиш Тавенгабар буквально собирал себя по частям. Если представить тэ в виде стеклянного шарика внутри каждого существа, то в день Травли Большого Зверя шарик Тавенгабара разбили вдребезги. Существо, рядом с которым Жераль и Паолино сидели в походной палатке, не было их другом. Офицером. Человеком. Это был покрытый шерстью комок страха и боли. Это потрясло многих. Но не Жераля… при всей его привязанности к шпринг, куда чаще он задумывался о другом.
О самой причине произошедшего, так и оставшейся неизвестной.
Окровавленный лоскут памяти, которым он ни с кем не делился. Тот самый. И даже его – теперь, когда Перевеяние близко, – он пытался отдать. Возможно, надеясь, что воспоминания перестанут мучить его самого и помогут другим. Сиш всегда был героем. Пожалуй, в большей степени, чем они трое.
– Скажи мне, Сиш, это была засада?
Тавенгабар слабо покачал головой.
– Не засада. Хорошо. Это… была атака по приказу Зодчего? Поезд покалечил тебя?
– Нет.
– Их вообще было много? Тех, кто… бросился.
Шпринг все-таки моргнул. Он едва уловимо поморщился, но не шелохнулся. Жераль взял его за плечи и легко сжал их. Во рту пересохло, он облизнул губы, собираясь задать странный, даже немного бредовый вопрос, который пришел ему на ум. Который вряд ли мог задавать тот, кто родился, вырос и служит мудрой Син-Ан, великому Единству. Но ответ прояснил бы слишком многое. И… успокоил бы, если был бы отрицательным.
– Их было много.
– Скажи мне, Сиш… – Он сглотнул. – Все ли в том вагоне, все ли из тех, кто на тебя напал, были… живы? Насколько мне известно, там началась бойня.
Он поймал мгновение – у Сиша затряслась челюсть и забегали глаза. Шпринг дернулся – и Жераль подумал, что
Сиш был героем. Вероятно, это единственное, что когда-то помогло ему сохранить рассудок и не захлебнуться в темных волнах первобытного ужаса. Шпринг сфокусировал взгляд. Покачал головой и вдруг отстранился, разрывая контакт. И ровно, невыразительно ответил:
– Нет, Грэгор. Почти все, кто был в том вагоне и напал на меня, – наши офицеры, офицеры мятежников, брат Миаля и… дети… там было очень много детей, я точно помню… нет. Они были мертвы. Почти все были мертвы. Застрелены. Заколоты. Раздавлены нашими сапогами. Я уверен в этом. А сейчас… – он слабо улыбнулся и махнул стаканом. – Налей мне еще немного. И, думаю, надо спешить.
Грэгор Жераль вернулся в свой небольшой временный кабинет. Ему нужен был телефон. Внутренний городской номер, по которому неизменно отвечали. Ответили и сейчас.